Хранитель секретов Борджиа
Шрифт:
Анна с ужасом наблюдала, как горящие повозки врезались в баррикаду, и, находясь у окна своей спальни, ощущала удушающий жар, исходивший от них. Даже сюда долетали искры. За ее спиной звучали приглушенные молитвы Эулалии и Марии, а из колыбельки раздавался плач ее напуганного криками сына. Она не строила никаких иллюзий и знала, что, если эти воинственно настроенные мужчины окажутся в ее доме, пощады семье не будет. Пощады не будет ни для женщин, ни для детей. Ее семья никому не причинила зла, но Анна понимала, что их книжная лавка была символом власти семьи Борджиа и что сподвижники Папы силой установили свои законы в городе, периодически
Анна выставила аркебузу в окно: едва различая что-либо сквозь пышущий жаром воздух и дым, она прицелилась в какого-то человека, который наполовину высунулся из укрытия. Она услышала неспешное шипение фитиля, поджигавшего порох на полочке замка ружья, а потом громкий взрыв. Несмотря на то что она была готова к этому, удар от отдачи заставил ее отступить на несколько шагов назад.
– Дай мне, – сказала ей золовка Мария, забрала оружие и обтерла влажной тряпкой внешнюю часть ствола, чтобы охладить его.
Пока Анна пыталась через открытое окно рассмотреть последствия своего выстрела, ее золовка раскрыла один из «апостолов» и заложила порох в ствол аркебузы, затем сунула туда немного бумаги, утрамбовав ее шомполом. После этого зарядила одной из свинцовых пуль и положила бумагу, снова утрамбовав содержимое шомполом.
Анна не видела человека, в которого выстрелила. Возможно, она попала в него, а может, взрывной волной его отшвырнуло назад, в укрытие. Но тут Анна заметила, что нападавшие готовят таран.
– Они выбьют дверь! – воскликнула она. – Мария, дай мне аркебузу, пожалуйста!
Анна опять установила аркебузу на подоконник, стараясь хорошо прицелиться и одновременно сдержать отдачу. Услышав выстрел, она высунулась из окна, чтобы убедиться в точности выстрела, но другой выстрел, на этот раз снаружи, и сильный удар в каменную кладку около окна заставили ее съежиться от ужаса. За ее спиной со стоном упала Эулалия. Повернувшись, Анна увидела ее распростершейся на полу с пулевым ранением в голову. Кровь обильно растекалась вокруг головы.
– Бог ты мой! – закричала Мария. – Отскочившая рикошетом пуля убила мою мать!
– Жоан! – крикнула Анна надрывно. – Твоя мама!.. Ее убили!
В это мгновение послышался грохот тарана, с помощью которого нападавшие пытались выбить дверь лавки, и треск ломающегося дерева.
– Они ворвались! – прошептала Анна, чувствуя, как сжимается ее сердце.
Их было много, очень много. Анна прошептала молитву; если не случится чуда, жизнь ее сына, Жоана, ее самой и всех тех, кто находился в доме, закончится через несколько секунд.
Через окно столовой, у которого он затаился вместе с подмастерьем, вооруженным арбалетом, Жоан в бессилии наблюдал, как целая группа нападавших под прикрытием деревянного щита, покрытого железными пластинами, готовилась выбить дверь тараном. Он понял, что остановить их не удастся, и тревога завладела всем его существом. Что будет с его
Жар от костров становился невыносимым, удушающим – пахло дымом и порохом, а крики нападавших смешались со звуками барабанов и рожков, доносившимися с улицы.
– Отойди от окна, – приказал он подмастерью, который заправлял новую стрелу в арбалет взамен использованной. И рывком отодвинул его. – В тебя попадут.
Жоан занялся снаряжением своей аркебузы, убеждая себя, что успеет понять, когда начнут ломать дверь, чтобы вовремя быть готовым к отражению. Парнишка высунулся в окно, собираясь выстрелить, и именно в этот момент Жоан услышал грохот. Дерево с треском ломалось на нижнем этаже.
«Вот они и здесь», – подумал он. И тут же рука, сжимавшая шомпол, которым он посылал пулю в ствол аркебузы, застыла. Ему показалось, что за мгновение до удара он услышал крик женщины в соседней комнате. Кто кричал? Анна?.. Что с матерью? Она мертва? Несмотря на жуткий жар, Жоан ощутил, как его прошиб озноб.
Он прекрасно понимал, что буквально через несколько мгновений бой перейдет в рукопашный, что не будет пощады никому и что он должен подавать личный пример своим поведением – спуститься вниз и сражаться бок о бок со своими людьми. Но крик жены заставил его бросить наполовину заряженное оружие и броситься к спальне.
Он увидел свою мать, распростертую на полу; она была белее мела и лежала с закрытыми глазами. Неописуемая тревога овладела его сердцем. Волосы матери были собраны в пучок, и его сестра с помощью своего головного платка пыталась остановить кровь, лившуюся из раны с правой стороны головы. Анна, стоя на коленях, держала ее руку, а дети Марии, забившись в угол, плакали от страха, как и младенец, который отчаянно надрывался от плача в своей колыбельке, как будто прекрасно понимал, что происходит вокруг. Жоан поймал взгляд сестры, у которой в глазах стояли слезы.
На мгновение жуткие картины и эмоции, связанные со смертью их отца, когда на деревню напали пираты, вспыхнули в его памяти. Двенадцать лет спустя после ужасной насильственной смерти отца он терял мать. Чудовищная тоска овладела им.
– Что произошло? – спросил он. – Она…
– Она еще жива, – ответила Анна.
Эулалия приоткрыла глаза и зашевелила губами в попытке сказать что-то, но, совершенно обессиленная, вновь закрыла их.
– Пуля отбила осколок камня от оконной рамы, который попал ей в голову, – пояснила Мария.
Жоан вопросительно посмотрел на сестру, и та ответила ему взглядом, полным грусти, неведения и отчаяния. Отец умер у него на руках, и, судя по всему, его матери оставалось совсем немного времени на этом свете. И он, Жоан, должен находиться рядом, говорить с ней, ласково поглаживая ее руку.
Орсини ворвались в лавку. Бой шел внизу, на первом этаже, и совсем скоро она и ее близкие будут зарезаны. Анна пожалела о том, что позвала мужа. Он не должен быть здесь, с ними! У Никколо практически не было никакого военного опыта, а Жоана обучали искусные наставники: оказавшись на галерах, он приобрел серьезные навыки рукопашного боя и брал на абордаж несколько судов. Он должен сражаться плечом к плечу со своими людьми там, внизу. Она бросила взгляд на своего сына Рамона, приподнявшегося в люльке и с плачем цеплявшегося за ее прутья. Женщина задрожала от страха. Поймав взгляд мужа, Анна застыла в отчаянии, и ее зрачки расширились, когда он сказал то, что она должна была и сама уже знать: