Хранитель времени

Лемеш Юля

Отчаявшись понять, в чем суть дела, я решилась на вопрос.

– Кто-то забрался на крышу и там ее обнаружил?

– Да нет! Все было совсем иначе! – Гришу уже колбасило и выворачивало от восторга.

Он уже все по сто раз поведал эту увлекательную историю, а тут подвернулся заинтересованный невинный слушатель.

Дело было так. Гриша и Люба вернулись дачи за химикатами от вредителей. Но суть не в этом. У Гриши была привычка выносить мусор ежедневно в шесть часов вечера. Даже если у него только упаковка от макарон в помойном мешке. И он каждый раз долго мялся у парадной, проверяя, не забыл ли ключи,

рылся по карманам, и это его сгубило, вынудив стать важным свидетелем.

– Я вашего отца сразу не заметил. Он вслед за мной шел, но замешкался…

Еще бы! Папа не хотел сталкиваться с Гришей, чтоб избежать разговоров о грядущих бедствиях, политике и просто не светиться. Именно по этой причине он у самой стены стоял, в тени. Ждал, пока Гриша найдет свои ключи и свалит. Но в этот самый момент с папой произошла большая неприятность. В виде Черной графини, которая сверзлась с крыши прямо на папину голову.

– Она уже мертвая была. Дня два как умерла, а то и больше. Мне про это следователь достоверно все объяснил, – благоговейно шептал Гриша, – Это знак! Это падшие ангелы пророчат беду и страшные несчастия!

Тело, обезображенное солнцем, свалилось на папу. Отчего тот мигом курлыкнулся в обморок и даже врачи не сразу определили, насколько он пострадал.

– Я слышал такой странный звук, – голосом очевидца сообщил мне Гриша, – будто самолет низко летит. Это тело старухи по крыше ехало. Потом – тишина. А потом – глухой стук. Оборачиваюсь, и что я вижу? Два тела. Одно на другом.

Уж не знаю, что он в тот момент подумал, но точно не про секс. Скорее всего, он так и стоял, в одной руке пакет мусорный, а другой шарит по карману, машинально отыскивая ключи.

– Я ведь нервный очень. Это не все замечают, но я почти неврастеник, – глядя мне в глаза, робко пояснил Гриша.

В общем, дальше было так. Гриша долго не мог решить, донести ему мусор куда следует, или подойти и поглядеть, что прилетело с небес. Он выбрал третий, более неожиданный путь – закричал:

– Люба!

Люба не растерялась, она мигом вызвала скорую помощь, милицию и пожарников. А потом попыталась руководить всеми вызванными и Гришей. Пока не запутала всех напрочь и не была изгнана как негодный свидетель.

– Она потрясающая женщина, – с придыханием подытожил Гриша. – Когда зеваки полезли во двор, она буквально всех изгнала прочь.

Ну да, не женщина, а кавказская овчарка с отарой овец. Наверное, она разок задом вильнула, они все и улетели.

– Трагедия на трагедии лежит и трагедией погоняет, – скорбный голос мне удался не очень убедительно.

Вот так, папочка, призраки нашли-таки способ мщения. Мальчишки они такие, городовой до такого бы не додумался.

– Вы скверно выглядите. Нет, не подумайте, что я критикую, но мне кажется, что вам нужно выпить крепкого чаю с лимоном. А потом – навестить папу. Я вам адрес подскажу…

А что? Дельная мысль! Пойду ка я проведать отца родного. Раз судьба его приковала к больничной койке – нужно подсуетиться и немного подкорректировать ситуацию. Раз призракам удалась вендетта, мое дело довести месть до логического завершения.

У меня дома было все как прежде. Только дверь на черный ход заколочена большими гвоздями. По всей видимости, это папа понадеялся таким образом отгородиться от проблем

после смерти Панка. Умный такой – где-то ржавыми гвоздями разжился, чтоб все решили, что черной лестницей мы сто лет не пользовались. Вот идиот! Ведь тут, если поискать, кровь Шурика найти можно. Хотя – кому интересно, связывать воедино разрозненные события? Кто догадается, что капкан поймал исполнителя, а заказчик надеялся на квартиру? А Панка ранили в соседнем дворе, там, где он мог увидеть кого-то расклеивающего новые объявления насчет меня. Ну бред же. Такие преступления никогда никто не раскрывал. Если честно, мне самой казалось, что тут что-то не вяжется, а с путаными гипотезами к ментам не пойдешь.

Но дверь, заколоченная совсем недавно ржавыми гвоздями стала весомым аргументом лично для меня. Папа явно перестраховался, чем лишний раз доказал свою вину.

Приведя себя в порядок, я зашла к Вове, убедилась, что он в полной отключке и отправилась в больницу. Ненавижу такие места! Если честно, я боюсь больниц. Очень. Вхожу туда здоровой, а выхожу инвалидом. У меня психика мнительная.

В регистратуре из окошка выглядывала бдительная тетка неопределенного возраста и даже с усами.

– Я – к пришибленному мертвой старухой, – мое объяснение сошло, мне продали синие бахилы и выдали пропуск.

Поразительная бдительность – при входе на лестницу пропуск потребовался охраннику. Объяснив мне, куда и сколько раз поворачивать, охранник уткнулся в экран мобилки. Проплутав по людным коридорам, я успела слегка озвереть, но добрая медсестра довела меня до папиной обители.

– К нему никто не приходит. Он ведь женат, да? – ей на самом деле было интересно.

– Женат. По второму заходу и с тем же результатом.

Кроме папы в палате никого не было – все пациенты прохлаждались на улице. Запах унылых котлет и жидкого супа навевал желудочную тоску.

– Ты? Пришла? – паника в голосе была слишком заметной.

– Рад?

У него что-то с шеей не то. Голова торчала из белого воротника как из смирительного ошейника. Как блеклый арбуз на блюде. Жалкий, противный носатый арбуз. Промазала Графиня. Могла бы напополам позвоночник переломить. Видно – не судьба.

Устроившись на соседней койке, я, сдерживая эмоции, выслушала короткую, но содержательную исповедь. В которой было много вранья, но и правда была тоже.

Первое – оказывается, папа приравнял себя к Пушкину.

– Игра несчастливая родит задор, лучше умереть, чем не играть. Так сам Пушкин говорил, – горделиво сообщил папа, придерживая опухшую челюсть руками.

Задорного в нем было маловато. А насчет умереть – мысль хорошая, правильная. Но прежде я дослушаю эту опупею до конца. – Мне, как и Пушкину, нравилась игра ради игры. Сам процесс, так сказать. Разве дело в выигрыше? – Короче, Склифосовский. Ты все продул, – предположила я. Заведя глаза в потолок, папа скрипнул зубами и чуть не расплакался от боли. – А когда у тебя ничего не осталось и тебе перестали давать в долг, ты вспомнил обо мне? А я-то, дура, на твою жену батон крошила. Думала – вот гадина, подбила такого славного папочку на такое мерзкое дело. Слушай, родной, а ты сам меня фотожабил в стиле порно? Это ты лично приглашал ко мне мужиков для потрахаться? Ты сам тексты придумывал – про «отсосу»? Пушкин ты наш, гребаный.