Хранители Кодекса Люцифера
Шрифт:
– Большая часть ваших сделок проходит через меня, так что вам совершенно нечего волноваться, – постарался переубедить его Влах.
– Вилем, вы ставите меня в чертовски трудное положение. Почему вы это делаете?
– Потому что это важно.
– Для кого? Для вас лично? Для главы правительства? Для кайзера?
– Для бедолаги, которого в противном случае непременно казнят, – неожиданно сказал Вилем. Он по-прежнему держал дверь предупредительно открытой. – Прошу.
– Что?! Я-то думал, что речь идет о кредите, или просрочке платежа, или некачественном товаре…
– Дорогой господин фон Лангенфель, – торжественно произнес Вилем. –
Андрей сверкнул на него глазами, но решил не показывать, будто и вправду рассердился на низенького торговца.
– Но тогда о чем весь этот разговор? О государственной измене? О смертоубийстве? Чего вы от меня хотите? Я что, должен посоветовать вам отпустить кого-то из тех, кто нарушил закон?
Вилем вздохнул и скорчил мину, как делал это всегда, когда хотел закончить торговаться, однако понимал, что нет никакой надежды на то, что собеседник позволит себя обжулить.
– Да входите же, во имя святого Кирилла! – нетерпеливо воскликнул он. – О подобных вещах нельзя болтать на улице.
Андрей с невольным уважением посмотрел на фронтон портика у входа в ратушу и статую Фемиды, повернутую к искривленной башенке фронтона, которая нависла над ее головой. Ему была известна легенда создания данной архитектурной достопримечательности, и она не могла не вызывать у него беспокойство, пока он следовал за своим деловым партнером через угрюмый подъезд для экипажей в обширном внутреннем дворе. Влах провел его вверх по широкой лестнице.
Андрею был знаком большой зал в ратуше Брюна с нарисованными священными липами в каждом углу, [12] однако, к его полнейшему изумлению, Вилем свернул в сторону от зала и провел его в плохо освещенный коридор.
– Я бы предпочел, чтобы вам об этом сказал городской судья, но вы же все равно не успокоитесь.
– Что должен сказать мне городской судья?
– Вы абсолютно правы, дорогой господин фон Лангенфель. Вы нам нужны как козел отпущения. Было бы нелепо рассчитывать на то, что ваше тонкое обоняние не учует, что запахло жареным.
12
Под большими липами обычно проводились судилища; на их ветвях потом вешали приговоренных к смерти.
На секунду Андрея переполнила настоятельная потребность застыть на месте, скрестить руки на груди и издать торжествующее «ага!», но он прекрасно знал то настроение, в котором сейчас пребывал Вилем Влах. Если уж тот пустился в подобные откровения, значит, на кону находится нечто очень серьезное.
– Как и почти по всей земле, бюргеры и дворяне Брюна – за редким исключением – принадлежат к протестантам. Если все пойдет, как они хотят, парню придется умереть за то, что он натворил. Они никогда не согласятся на другой приговор, даже если им ради этого придется лезть на баррикады. Однако если мы его казним, на штурм пойдут крестьяне: во-первых, потому что они в массе своей католики; во-вторых, они считают заключенного одним из них; а в-третьих, католическая фракция ни за что не признается, что они опять поджали хвост перед протестантами.
– Да что же он натворил-то?
– Согласно делопроизводству по судебному процессу, он убил девушку.
– Милостивый Боже! За это его следует повесить.
– Вы должны посоветовать заточить его в тюрьму. Это, конечно, не обрадует протестантов и не очень возмутит католиков, и мы по-прежнему сможем сохранять статус-кво. Вы ведь торговец, дорогой господин фон Лангенфель. И вы знаете, что такое компромисс. Это когда все стороны договора в результате остаются неудовлетворенными. Как бы там ни было, благодаря ему в нашем городе сохранится баланс сил.
– Но ведь этот тип виновен.
– Как раз наоборот.
– Что-что?!
– Вы должны посоветовать заточить человека в тюрьму за преступление, которое он, согласно общему мнению, скорее всего, не совершал, – терпеливо пояснил Вилем. Они уже дошли до самого конца длинного коридора и остановились перед дверью.
– Но тогда почему, ради всего святого?
– Потому что в противном случае нам придется его казнить, дабы сохранить спокойствие, а мы придерживаемся того мнения, что если уж мы вынуждены принести в жертву справедливость, то по меньшей мере следует позаботиться о том, чтобы не допустить кровопролития. – Вилем взялся за дверную ручку. – Этот кабинет бронируется только для маркграфов, а значит, для кайзера. Здесь можно спокойно посоветоваться, не боясь посторонних ушей или непредвиденных помех. Сюда еще ни одна живая душа не забредала.
Андрей закатил глаза. Вилем поднял руку.
– И еще кое-что, – добавил он. – Когда мы огласим приговор, вашего имени – как советника – никто не назовет. В протоколах вообще будет записано, что нам оказал помощь близкий соратник кайзера Маттиаса – так мы вас всем представили. А поскольку ваше лицо знакомо многим горожанам, все станут думать, что вам и раньше случалось бывать здесь по императорским делам, и это придаст вашему «голосу» еще больший вес.
Андрей вдохнул поглубже, чтобы ответить, но Вилем не дал ему и слова сказать.
– Мы уже намекнули об этом хозяину постоялого двора, где вы остановились. Этот человек очень похож на новомодные книгопечатные станки: все, что в него попадает, он дуплицирует тысячекратно. Так что ведите себя с ним немного надменно, а не так, как свойственно вашей натуре, дорогой господин фон Лангенфель.
– При следующей сделке вам это обойдется в скидку… процентов этак в восемьдесят, – тут же заявил Андрей.
Вилем с несчастным видом пожал плечами, сказал «Прошу!», распахнул дверь и стремительно вошел в помещение.
– Таковы факты, – пояснил судья. – Комар пасет коз. Если вам известно о том, насколько хорошо козы могут позаботиться о себе, то вы также можете заключить, насколько умен Комар. Вероятно, не будет ошибкой предположить, что козел принял его как несколько недоразвитого члена своего стада.
– На каждый горшочек найдется и крышечка, – заключил Андрей и своим замечанием вызвал несколько косых взглядов.
– В означенный день, три недели назад, шла охота, в которой принимали участие гости его милости. – Глава правительства из Жеротина слегка наклонил голову. – Господа находились в лесу, когда лошади неожиданно занервничали. Господа подумали, что те, наверное, испугались медведя, но кто слышал о том, чтобы медведи в такое время так близко подходили к городу? Господа исследовали ближайшие окрестности, при этом сильно шумели, тыкали палками в кусты – короче говоря, делали все, что могли. Однако лошади никак не хотели успокаиваться, напротив, они становились все более нервными и агрессивными.