Хранители полей

Бенханн Каталина

Путь отнимал не менее получаса – и это если Миша крутила педали очень быстро, не глядела по сторонам и не разглядывала придорожный однообразный пейзаж. Возвращалась же домой она не спеша, осторожно объезжая выбоины и ухабы на проселочных насыпных дорожках, добираясь домой уже далеко заполдень. Дорога проходила в гору, плавно поднимаясь и плутая меж подсолнуховых полей, по обе стороны ее тянулись редкие деревья: орехи, одичавшие вишни, абрикосы, акации. Плоды с диких деревьев были гораздо мельче, чем во фруктовых садах в деревне, горчили на вкус или же отдавали явной кислинкой, потому их никто не трогал и не срывал, даже птицы неохотно к ним притрагивались, и они стояли на обочинах, рясно разодетые в свои невкусные плоды, под тяжестью которых сгибались

ветви. Если погода была приятной и дома после занятий не ждал избыток рутинных дел, то Миша любила останавливаться под старой приземистой сливой. Стелила на траву свой школьный пиджак, усаживалась на него, упираясь острыми лопатками в ствол дерева, запрокидывала голову и какое-то время бездумно глядела вверх, где под легким ветром плясали сливовые ветви, будто царапая собою высокое бирюзовое небо. Часто рядом резвились стайки птиц, наблюдательным глазом можно было заметить, как они гоняются друг за другом под небосводом, шумно возятся где-то в ветвях или пытаются поймать толстую муху прямо на лету.

Не удивительно, что нелегкая сельская жизнь сказалась на внешности девочки: ее руки и ноги совсем исхудали, черты лица сильно заострились, костлявые плечи и ключицы выпирали даже под плотной тканью школьного пиджака.

Черешневое, декабрь 1988 г.

Зима в этом году выдалась особо суровая. После затяжной и дождливой осени, наводнившей низину бесчисленным потоком ручейков, стремительно несущих прочь охапки желтых и багряных листьев, она принесла с собой промозглые ветра, сильные снегопады и трескучий мороз. Чтобы поддерживать тепло в небольшом доме старика, приходилось топить по несколько раз на дню. Уже к январю гора бревен в сарае заметно поуменьшилась, а впереди оставались еще три холодных месяца.

Старик то и дело наведывался и в погреб, с опаской спускаясь по его скрипучим деревянным ступеням, чтобы в очередной раз проверить запасы еды. С досадой он подсчитывал оставшиеся на полках стеклянные банки с припасами, с грустью разглядывал полупустые ящики с овощами. Сильнее всего пострадали закрутки с вареньем и фруктами – их полки существенно поредели. Миша любила сладости и часто просила к чаю блюдечко с вареньем или сливы в сахаре. Старик, скрипя зубами, брал в руки консервный нож и шел к подвалу.

Сейчас он стоял у основания лестницы, устало облокотившись о некрашеные перила, тяжело размышлял о чем-то, сминая в руках старую меховую шапку. В слабом освещении маленькой лампочки, сиротливо свисавшей на шнуре с потолка, он казался еще более худым и ссохшимся. Глаза его будто ввалились в тощий череп, щеки, покрытые редкой седой щетиной пожелтели, длинные руки с натруженными венами едва заметно тряслись, обнажая узкие костлявые запястья.

Он взял несколько склянок с полки, аккуратно уложив их в холщовую сумку, перекинул ее через плечо и так же опасливо и осторожно принялся подниматься по лестнице, скрипя размокшими ступенями. Наверху уже ждала Миша, нетерпеливо подпрыгивая у двери, притоптывая на месте, скрипя меховыми сапогами на свежем снегу. Пес резвился около нее, падая на спину, дергая лапами, затем вскакивал и принимался бегать по сугробам, теряя равновесие, когда изувеченная лапа проваливалась в сугроб слишком сильно; тогда он снова падал на спину и начинал радостно лаять, чтобы девочка поиграла с ним или почесала его живот со свалявшейся замерзшей шерстью.

Они не догадывались, что припасов осталось совсем немного, что их не хватит, чтобы прокормить даже двоих до весны. Что убогие проселочные дороги завалило снегом, и даже если бы у старика имелись деньги, им бы все равно не удалось добраться даже до местного рынка на окраине соседнего поселения.

Для ребенка и пса мир выглядел совсем иначе – девочка то и дело выбегала во двор, чтобы слепить снеговика или вырыть ямку в сугробе, а пес с удовольствием утопал в снегу, порой из плотного белого настила виднелись только его нелепые уши.

За обедом в кухне царило непривычное молчание. Не слышно было ни обычного

ворчания старика, ни его едких замечаний. Он сидел напротив окна, сложив сухие руки на коленях, глядя сквозь занавеску в заваленный снегом двор, где все так же медленно кружил бесконечный снегопад. Девочка, с привычной детям особой интуицией, понимала, что дедушке отчего-то тяжело и грустно, но была слишком занята обедом и своими мыслями, чтобы всерьез этим озаботиться. Она щебетала с набитым ртом, пользуясь странной молчаливостью старика, который в другой день бы непременно ее одернул и даже, быть может, ударил бы кулаком по столу. Она все рассказывала, какие узоры нарисовал мороз на окнах ее комнаты, как радовался пес новому снегопаду, какой странный сон ей сегодня приснился и как было здорово слепить огромного снеговика прямо посередине двора, возле самых ворот.

Она даже не заметила, что старик не притронулся к еде, что на столе стоит всего одна тарелка. Он только прихлебывал чай из кружки, заваренный из высушенных летом трав и ягод, все так же глядя в окно.

Черешневое, май 1989 г.

В конце весны старик и его внучка сделали неожиданное открытие. Поливая на огороде грядки дождевой водой по заданию дедушки, Миша то и дело отбивалась от пса, который жаждал поиграть и бросался ей в ноги, путался, мешая работе. В конце концов, она окатила его водой из ведра, однако животное это ничуть не успокоило, напротив, с задорным визгом оно принялось пуще прежнего носиться меж грядок, то и дело поднимая вверх искрящийся на солнце фонтан брызг. Под конец он так измазался и замарался, что Миша решила его выкупать – в клочья грязной шерсти намертво вбились комки грязи, трава и колючий бурьян.

Девочка оттащила собаку во двор, налила в большой таз воды из колодца, принесла из бани мыло и грубую жесткую щетку. Она вычесывала пса, распутывала его шерсть и несколько раз намыливала его, пока в таз не перестали струиться грязные потеки. Когда же пес полностью обсох на солнце, оказалось, что его шерсть имеет белоснежный окрас. Не на шутку удивленный дед даже громко присвистнул, завидев бегущего к нему вместо привычного серо-бурого замухрышки с искалеченной лапой чистого и ухоженного белого пса. Со смехом почесывая собаку за ухом, старик внезапно воскликнул:

– Да ты же и не стар вовсе, а я-то тебя из-за твоей неряшливости всегда обзывал Древнем!

Последние недели Захар все чаще бывал радостным и добрым: когда он наблюдал за внучкой или за резвящейся подле нее собакой, на лице его играла добродушная улыбка. В конце зимы старик едва стоял на ногах от голода и усталости, он исхудал еще больше, потерял силы, даже самая простая работа давалась ему с трудом. С приходом весны их дела пошли на поправку. Захар начал часто выпекать пирожки, крендельки да прочие сладости – на тарелке в летней кухне всегда громоздилась горка свежей сдобы. После затяжных свирепых холодов и жизни впроголодь Миша набрасывалась на угощения с прытью степного хищника, едва завидев лакомство.

– Экая ты прожорливая! – засмеялся старик, когда девочка, нетерпеливо подпрыгивающая подле него все утро, вдруг выхватила из тарелки горячий пирожок, едва он вынул их из печи. – Ты хоть осторожнее!.. Ты гляди, уже с этим управилась и за другим тянет руку!

– Ой, дедушка, как Вы вкусно их печете, никогда не ела таких пирожков! Научите меня, я тоже хочу.

Захар улыбнулся и в глазах его на мгновение появилась тоска и жалость. Он-то знал, что это не в пирожках его дело, а в самой девочке – оголодавшая, живущая в лишениях и в нищете, она видела даже в простом пирожке настоящее лакомство. Когда он, закончив утренние дела, шел с охапкою дров к печи, внучка с псом тут же увязывались следом, а Миша все выспрашивала, что такое он собирается выпекать, заглядывала в бадью с сырым тестом, принюхивалась к запахам из печи, стараясь угадать. Захар никогда заранее не отвечал – пусть для девочки это станет приятным сюрпризом, пусть развлечется, прыгая у печи и в радостном предвкушении ожидая свое угощение.