Хранители времени
Шрифт:
Ты качаешь головой… Но скажи, разве ты никогда не был влюблен? Разве ты забыл, как это бывает, когда земля уходит из-под ног, а сердце колотится так, что рёбра болят? Когда тебя переполняет такое счастье, что хочется одновременно плакать и смеяться, не идти — бежать, лететь к Ней, единственной, забыв обо всём на свете, и с трудом веришь, что это происходит с тобой? Может, это звучит высокопарно, но я не отказался от неё, даже будь она дочкой Морганы. А до родичей с обеих сторон мне дела нет. Ни до моих, кичащихся древним родом и чистотой крови, ни до её, суеверных, прозябающих в невежестве, у которых на уме
Но им до меня было дело.
Ты учил: нельзя недооценивать врага, а я — недоумок, тупица, самоуверенный осёл! — недооценил. Забыл, что нахожусь во вражеском лагере, где все только и ждут, чтобы я допустил ошибку. И я допустил. Остался погостить у Митраши. Остался всего на одну ночь, и она едва не стала для меня последней. Потому что перед рассветом нас навестили Среброрукие.
Их было десять или дюжина. Повезло, меня хотели взять живым… Живого вампира можно и сапогами попинать, и забить ему горячие угли в глазницы, и на крюк за ребро подвесить, и кишки в горло… Фу-ух, даже вспоминать не хочу. Я убил… двоих точно, других покалечил — кого-то сильнее, кого-то слабее, и они меня пару раз достали. Выскочил на улицу, а там Митрашины родичи с дубьём. Замешкался на миг (ну не воин я, не воин!) и получил в спину десяток стрел, вымоченных в ведьмоцвете. Спасибо, напомнили, я подзабыть успел, как ведьмаки любят эту травку, и какая это дрянь невыносимая.
Стрелы вытащить я не смог и понял: выбраться из деревни не успею, свалюсь раньше, надо переждать. Но где? К Митраше возвращаться — глупо, к другим соваться — ещё глупее, тихие селяне истыкали бы меня вилами и забили дубинами быстрее, чем волхв успел сказать «аминь» (не спрашивай, что такое, всё равно не знаю. Ты знаешь? Откуда?.. Да, в самом деле…). Или отдали ведьмакам, и гореть мне тогда синим пламенем. И я… не смейся только, выбрал дом за самым высоким забором, взломал калитку (вот и пригодилась твоя наука), и тут же наткнулся — на кого бы ты думал? На чистокровного варрканского волкодава. Давно сгинули, да… с хозяевами вместе… но знаешь, мне порой кажется, что если хорошенько потрясти, из людей можно натрясти не то, что утерянную породу — все Десять ключей, рийские сферы, Зрячие камни и Доспехи Драконов.
Потом… Я не знаю, как долго пролежал на треклятой крыше, цепляясь за конёк и чувствуя, как с кровью утекают последние силы. Ни о чём не думал, только стискивал зубы и ворожил из последних сил… уходите, люди… нет здесь никого… никого нет… Помню, как чей-то голос, показалось, твой, шепнул на ухо: "Терпи, помощь близко!", и пальцы сами разжались. Я покатился и упал, на миг ослеп и оглох от боли. Тьма… и вот уже она заглядывает мне в лицо…О чём я подумал? Вообще-то я тут же упал в обморок. Видел бы ты это лохматое нечто! Волосы лиловые, лицо в веснушках, глаза… нет, глаза как раз были обычные, серые, как осеннее небо, красивые… но с шеи свисала Звезда. И на ней не светился даже, полыхал Меч. Ведьмачий знак.
Потом я лежал на земле, весь такой красивый, молодой, а кто-то, бранясь на трёх гоблинских диалектах (некоторых выражений я допрежь не знал, несмотря на богатый жизненный опыт и бурную юность), вытаскивал из меня стрелы. Два сердитых, испуганных голоса бормотали что-то о благоразумии… слышались заклятья на непонятном языке… меня встряхивали, тащили… толпа ревела
И примерещилось такая дичь! Будто привязали меня к столбу и жечь собираются. Митраша рядом факелом размахивает, а эта, с медальоном, спорит со старостой, мою голову требует. Мол, разве не знаете, что в состав универсального репеллента (даже не спрашивай…) входят упырячьи мозги?
Посмейся мне! Ещё друг называется!
А дальше… скажем так, если бы мама могла меня видеть, она бы мною гордилась. Я повел себя как и подобает отпрыску благородного и древнего дома Шаэн'дартов — то есть, как самовлюблённый напыщенный придурок.
Парень втянул воздух сквозь зубы, резко сел и со стоном схватился за грудь.
— Где я? — прохрипел он, часто дыша. Длинные спутанные волосы упали ему на лицо, и парень мотнул головой, отбрасывая их назад. Он был очень бледен, щеки ввалились, но тёмные глаза горели точно угли, и взгляд их был острым как скальпель. — Кто вы?
— Кто виноват? Что делать? — заботливо подсказал я. Черноволосый недоуменно нахмурился: очевидно, с русской классикой он знакомства не водил. — Ладно, не бери в голову, это я так, шуткую, шутявкаю… Пряник хочешь?
— Ты человек, — сделал очевидный вывод незнакомец.
— Маман постоянно мне это повторяет.
— Человек и оборотень — вместе… рядом…
"Жертва бандитского произвола. Посттравматический синдром на психике", — с жалостью подумал я.
— Двое… а где он? — черноволосый попытался встать, но тут же скривился и снова потер грудь. — Ведьмак. Такой…
— Это не он, а она, — поправил я. — Моя сестра. И да, у неё лиловые волосы.
— Потому что она faro'vaine, — холодно (холодно?) бросил Идио. — Дриада. Ты жизнью ей обязан, она нашла тебя и несла на своих руках.
— На плечиках хрупких тащила, — уточнил я. — Меня зовут Тирон… то есть, Саша, но Тирон тоже ничего себе имечко. А это…
— Идио Де Вил из старшей ветви Де Вилов с Вересковых Холмов, — церемонно произнёс оборотень. — Назовись и ты, Имеющий Долг.
— Зима, — небрежно кивнул ему черноволосый. На мгновение Идио напрягся, но тут же, философски пожав плечами, достал из мешка пергамент и огрызок карандаша и принялся что-то записывать.
— С какого боку? — не понял я. Парень усмехнулся, не разжимая губ.
— Так меня зовут. Зима, — он быстро оглядел себя, двумя пальцами подцепил разодранный рукав, и его усмешка увяла. — Эртха аш ворт, совсем ведь новая была! Эльфийский шелк, двадцать риолей за локоть! Чума на этих ве… Клешней! Эй, досточтимый чародей, не позволите ли затребовать себе малую долю ваших трофеев?
— А?
— Поделитесь рубашкой с бедным вампиром?
— Всегда пожа… С КЕМ??!!! — мне показалось, что меня окатили ледяной водой из шланга и помучили электрошоком.
— С вампиром. А ты что, не знал? — Зима хищно оскалился, демонстрируя великолепные белые зубы. Верхние клыки были по-волчьи длинными и острыми. Мне захотелось заорать и запустить в кого-нибудь (да не в кого-нибудь, а в одного конкретного вампира) фаерболом, но я отмёл эту мысль как недостойную. — Трепещи же, смертный! Я ужас, летящий на крыльях ночи!