Хранители времени
Шрифт:
И семургов на половички резать. Ох, вампир!..
Я уютно устроила голову на его плече, дожевывая остатки краюшки и краем глаза следя за ковыляющими позади нас фигурами. Два, четыре, десять, восемнадцать, двадцать шесть… пополам — тринадцать. Чертова дюжина, неплохо. Костец, стрыги, кхарша, упыри, неубиваемый гэргень… Вот и доверяй мужикам «рассаду» выпалывать!
Колено костеца громко хрустнуло, и Зима резко обернулся, а за ним, заторможенно, словно во сне — Саша.
— Ядрён козелец, — сказал вампир, и я как-то сразу протрезвела.
Да, везло сегодня посланникам Света…
Пришла
Соглядатаи ждали. Ждали. Ждали… Подмоги всё не было.
Тут и служки вернулись, коих отец Фандорий за Хранителями в оглядку отрядил. Отваги им до погоста только хватило, а как заволокло его синею дымкой, как понеслись из-за неё вопли и рычанье страшенное, так добры молодцы ноги и изъявили.
Тёмный отец лясы точить не стал — за посох взялся и пошел ученичков нерадивых по хребту охаживать.
— А ты почто сидишь, рот разинула? — прикрикнул он на Каньку. — Ступай, братьев буди да к корчме веди, я там буду! Дрянь дело, спору нет, да куда денешься? Надобно выкормыша ихнего брать. Светлые — на то Светлые и есть: за прихвостнем своим не только на край тьмы — в пламя навье полетят. Скрутим щенка, в поруб кинем, и никуда не денутся, явятся, как написанные. Ступай!!!
Не по душе была Каньке задумка, но спорить она не стала; отцовский ремень разыскала и за братьями пошла. Они, все шестеро, молодцы были хоть куда: голос к голосу, волос к волосу, ровно дубы в лесу. "Ни поражения мозга, ни умственной отсталости — просто дураки!" — говаривал о них покойный мэтр. Но где умом недобрали, там могутой телесной взяли. В пробивной силе они не уступали стенобитному тарану и, как таран, лишних вопросов не задавали.
Дядька Гриняй, увидав тайное воинство, с лица спал и, вякнув тихонько: "Вторая дверь направо", выкатился из корчмы. Он умел не встревать, куда не просят.
Постарался чародей на славу, таких защит навесил, что чернокнижнику вовек не измыслить. Канира с Фандорием загодя оберегами запаслись, но всё ж у двух братцев лук-порей из ушей полез, двое обшорстнатели, поголубели от ушей до пяток, волховских служек дёгтем окатило и в перьях вываляло. А когда волхву макушку подбрило, Канькина совесть, до той поры что-то слабо бормотавшая, притихла.
Малец пластом лежал на кровати и храпел, точно взятый на рогатину медведь — умру, а не проснусь. Волхв тотчас из-за пазухи сетку волшебную выудил и парнишку накрыл. Сетка та по уставу волховскому на сожжение тянула, зато все чары снимала и зелья из крови выгоняла. А без чар да без зелий ведьмарёнок — тьфу! Дырка от баранки. Хватай его, в мешок и под замок. Не на крыше, не на ветке, посиди-ка, вьюнош, в клетке…
Никак не ждали воры ночные, что едва сеть коснётся мальчишки, он заорёт, вскочит и рванёт к двери. А там братья Каниры лесом строевым стояли. Заулыбались, как дети петушку на палочке, плечи широченные расправили, кулачки размяли. Младший шагнул вперёд, норовя мальца за глотку взять, но тот
Не могло у людей быть таких глаз. И у ведьмарей не могло. Желтых с чёрными мушками зрачков, как у волка… да почему «как»? Волчьих и есть. Канька услышала дробный стук и лишь через миг поняла, что это её зубы.
Оборотень оскалил блестящие белые клыки — баба почти ждала рычания или воя, но он заговорил звонким мальчишечьим голоском.
— А, ты здесь ещё? Пшла вон. Поклон твоей хозяйке.
Канька вылетела из корчмы, не чуя под собой ног. На улице дрожащие служки помогали подняться бранящемуся волхву. Под глазом старика наливался громадный багрово-синий фингал, из разбитых губ сочилась кровь.
— Охти ж, грехи мои тяжкие, как скрутила ревматизма клятая! — хватаясь за спину и за вихры помощников, прохрипел Фандорий. — Лихоманка разбей того обёртыша! Добро бы только рёбра перечёл да по очёсам залепил со всего плеча, в окно шваркать-то зачем? Душа хсуддова, ёрт кантц шаргершт!
Из распахнутого окошка ласточкой вылетел вопящий Канькин брат. За ним другой — солдатиком. И третий — журавликом. И чётвертый… Баба тихо взвыла.
— Дурьё дубовое, — оценил волхв, с хрустом распрямляясь. — Но полетели! Птицы вольные!.. Нюшка, не ной, всё сладим, будет у нас благолепие полное. Ну, помолясь… — Он подмигнул бабе и заголосил с надрывом: — Люуууди добрые! Вы погляньте, шо творитси, шо деитси! Зверюка злая пробралася! Чуда лесная прокралася!
— Ты, дед, умом тронулся?! — вмиг взопрела баба. — Пошто орёшь, адиёт старый, кидай твой труп через плетень?! Ить заметут, кудахнуть не поспеешь!
— Я тебя хлеб печи не учу, не учи и ты меня языком трепать, — хихикнул волхв.
— Гнида ты, старик, — высунулся из окна мальчишка. — Как есть гнида.
— Поговори мне, сопляк! У самого Тьма на лбу отпечатана, а со Светлыми якшаешься! Выходи своей волею, не то…
— На-кося, выкуси! — оборотень показал ему кукиш и скрылся в комнате.
— Как хошь, — беззлобно сказал Фандорий и возвысил голос: — Людям горлы рвать хощет, косточки ломать, кишочки из животов выпускать! Ой, бежите ж сюды, доподмога честным людям надобна! А якщо хтось в подпол схоронитси, тот на веки вечные проклят будет! Протухнет заживо, змеюки да лягвы в нутре заведутси!.. — Он поманил Каниру пальцем. — Ну-ка, придай братьям позы, трагизму… тьфу, страданья исполненные. Будут они пострадальцы в неравной битве с…
– ..обёртышем! — радостно догадалась Канька.