Хранители завета
Шрифт:
Начальник полиции говорит, что уже поздно. Он зайдет ко мне завтра утром. А сегодня просит переслать фото.
Утреннее солнце заливает ландшафт таким ярким светом, что кажется, будто Рейкхольт — передержанная фотография. Вдали виднеются вулканы среди гор. Пар геотермальных источников сначала поднимается прямо вверх, потом порывом легкого бриза его относит в сторону.
Я закрываю дверь и выхожу на площадку перед Центром Снорри. Тишина.
Однажды, когда я пришел в дом, где провел детство Леонардо да Винчи, на склоне горы в Тоскане, меня охватило глубокое чувство, когда я подумал, что этот пейзаж —
На стоянку въезжает полицейский автомобиль. Шины шуршат по щебню. Начальник полиции проехал долгую дорогу по пустынной местности от Боргарнеса до Рейкхольта, чтобы конфисковать мой мобильный телефон и более внимательно осмотреть место преступления. А заодно, что тоже вполне возможно, проверить, не собрал ли подозрительный альбинос Бьорн все свои пистолеты и арабские ятаганы и не исчез ли он во мраке ночи. А быть может, дело в том, что я параноик. Во всяком случае, он подходит ко мне, протягивая правую руку, с гримасой, которую можно истолковать как улыбку. Мы рассматриваем друг друга в резком утреннем освещении. Он только что побрился, кожа скул красная, с заметными раздражениями. Он просит меня передать ему мобильный телефон, чтобы можно было зафиксировать и проанализировать речевое сообщение и фотографию.
Он спрашивает, кто эти ученые. Я говорю, что не имею ни малейшего представления.
— Мы их найдем! Когда вы ехали из Рейкьявика вчера, не заметили ли вы по дороге автомобиля, похожего на тот, что заснят на фото?
Когда едешь из Рейкьявика в Рейкхольт, то ландшафт заставляет думать, что ты попал на Марс. На внедорожниках ездит половина исландцев. Как вообще можно отличить одну машину от другой?
— У нас есть свидетельские показания, которые совпадают с этой фотографией, — продолжает он. — Черный «блейзер» видели вчера отъезжающим отсюда с большой скоростью… — он проверил по блокноту, — в 14:00. Прокатная фирма в Рейкьявике выдала один «блейзер» нескольким иностранцам. Два наших сотрудника уже ждут там, когда машину будут возвращать.
— Иностранцам?
— Арабам. Из Арабских Эмиратов, если верить паспортам. — Короткая пауза. — Как по-вашему, есть основания предполагать, что между преподобным Магнусом и арабами была какая-то связь?
Ложь бывает многоликой. Она может быть искажением истины. А может быть утаиванием части информации. Я смотрю на начальника полиции и говорю, что не вижу никакой связи между преподобным Магнусом и кем бы то ни было из Арабских Эмиратов.
Но жуткие подозрения начинают пробуждаться во мне. Сотрудники-предатели в Институте Шиммера. Коллекционеры. Богатые эксцентрики, готовые на все, лишь бы отхватить кусок чего-нибудь имеющего историческое значение. Я ничего не говорю начальнику полиции. Он меня не поймет. Я и сам-то почти ничего не понимаю.
После отъезда начальника полиции я звоню одному знакомому в Институт Шиммера. Объясняю, что произошло, и спрашиваю, кого именно они послали. Он заявляет, что вообще никого не посылали.
— Чтобы исследовать такую уникальную находку, — говорит он, — надо было направить профессора Османа, профессора Роля, профессора Данхилла, профессора Финкельштейна, профессора Филиппса и обязательно профессора Фридмана. Но, скорее всего, мы попробовали бы уговорить преподобного Магнуса доставить кодекс сюда, к нам в Институт.
В середине дня я возвращаюсь в Рейкьявик.
Время от времени дорога делает внезапный непонятный поворот. Строители дорог в Исландии испытывают большое уважение к подземным гномам-невидимкам, которые живут внутри огромных камней, во множестве встречающихся в пустынной местности. И потому когда инженер-строитель прокладывает здесь прямую как стрела линию дороги и вдруг наталкивается на камень, в котором, как всем известно, несомненно, обитает семья гномов, дабы избежать грядущей вселенской катастрофы, он непременно изменит направление дороги и пустит ее в обход камня.
В зеркале заднего вида появляется машина. Черный «блейзер». Но не исключено, что это просто какому-то рядовому и вполне мирному исландцу пришло в голову прокатиться на собственном «блейзере». Или же шаловливым гномам захотелось сыграть со мной шутку.
Черный «блейзер», который мелькал у меня в зеркале, обгоняет меня, и оказывается, что это всего лишь темно-синий «фольксваген-туарег».
У каждого свои демоны.
Я не буду перечислять моих. Но я их знаю так же хорошо, как вы знаете своих. Они дремлют где-то внутри, между кишечником, печенью и почками и прочим инвентарем, который позволяет реагировать на мир, ходить и вообще жить. И только по ночам они иногда высовывают свои мерзкие морды.
У меня никогда не было проблем с алкоголизмом. Но антидепрессанты я заглатываю, как фруктовые леденцы. Кто-то называет их пилюлями счастья, но они не делают тебя счастливым, нет, они только прикрывают острые зубы страха. Поймите меня правильно. Я не сумасшедший. Но мои нервы иногда выкидывают коленца. Приступы страха сродни любой другой болезни — диабету или камням в мочевом пузыре. Но люди смотрят на тебя совсем по-другому. Они тут же отшатываются от тебя. Вот как? Нервы?Они улыбаются сочувственно, но на их лицах читается испуганное выражение. Как будто у тебя из рукава высунулся окровавленный топор…
Пару раз я ложился в больницу. Для того, чтобы мне стало немного лучше. Я не называю эту больницу «психиатрическим отделением» — слишком уж холодно звучит. В то же время я не использую слов «дурдом» или же «санаторий». «Нервная клиника» — вот правильное для нее название. Именно там находится мое маленькое «гнездо кукушки».
Там мы созреваем под наблюдением и контролем, под колпаком загнанного внутрь страха, словно под колпаком для лучшего сохранения сыра.
Я могу стать настоящим Сатаной. Я это знаю. Мне трудно подчиняться. Поэтому я не стал профессором. Авторитеты и правила только провоцируют меня. Другие люди тоже провоцируют. И сама жизнь провоцирует меня.
Иметь дело со мной довольно трудно.
У меня есть сводный брат, которого я вижу крайне редко, и отчим, которого я всячески пытаюсь избегать. Он мой начальник на кафедре Университета Осло.
Мама умерла в прошлом году. От лимфолейкоза.
Мои преследователи исчезли.
Через несколько миль, уже за шлагбаумом, дорога становится шире, асфальт положен недавно, он еще черный.
Трасса до Рейкьявика не имеет ни единого изгиба, связанного с трогательным уважением гномов. Невидимые горемыки, чьи каменные жилища разрушены жестокими бульдозерами по причине только самим строителям понятного преклонения перед прямой линией, бездомные и мстительные, носятся по пустынной местности и устраивают всяческие пакости.