Хранители

Садулаев Герман Умаралиевич

Родители Шерипа были неграмотными, или, скорее, полуграмотными: совсем неграмотными людям в советское время быть не позволяли. Они работали на молочной ферме, да выращивали на своем участке огурцы для продажи. В общем, контролировать процесс обучения Шерипа они не могли. Но даже они заметили, что у сына со школой не все в порядке. Однажды мать даже спросила: сынок, скажи, почему все дети ходят в школу с книжками и тетрадками, а у тебя, когда ты выходишь из дома, ничего такого с собой нет?.. Чтобы не расстраивать мать, Шерип взял в школьной библиотеке одну книгу. Это был учебник по математике для второго класса. Шерип числился уже в восьмом.

Но мать успокоилась: сын теперь шел в школу с книжкой, как все. А Шерип продолжал прогуливать занятия, целыми днями играя на берегу речки; на “Математике” второго класса он сдавал карты.

“Так вот, этот Шерип сейчас владеет в России сетью казино, — сказал дядя. — У него бронированный джип, охрана. Так что вполне обошелся без образования. Считает за него — бухгалтер, бумажки читает — юрист. А я, — вздохнул дядя, — учился на одни пятерки, институт закончил с красным дипломом — и еле концы с концами свожу. Кому помогла эта учеба?! Все равно страной правят троечники”…

Мовлади почувствовал глубокое удовлетворение от того, что тоже учился на “удовлетворительно”. Значит, весьма возможно, и он будет править страной! Россией. Правда, тогда придется поменять фамилию, как Сурков-Дудаев. Потому что русские не хотят, чтобы ими правил человек с чеченской фамилией.

Мовлади нравилась его фамилия, и менять ее он посчитал бы неправильным: почему это надо стыдиться своего происхождения?! Нет уж! Тогда лучше будет править не всей Россией, а Чеченской Республикой: и больше авторитета у земляков, и фамилию скрывать не надо!

Мовлади подумал, что может стать таким, как Рамзан. Все знают, Рамзан не особо утруждал себя учебой. Он с юных лет был занят настоящими делами: сначала воевал у Масхадова, потом возглавил службу безопасности своего отца, Ахмада-хаджи Кадырова. А теперь он премьер, лидер Чечни, и все университеты сами принесли ему свои дипломы и научные звания на тарелочке, — бери, что хочешь!

И иностранные газеты взахлеб пишут о нем: Рамзан купил на аукционе роскоши в Москве самый дорогой автомобиль — за миллион долларов, или даже дороже. Вот он какой, наш Рамзан!

Так что, как ни посмотри, нет никакого смысла во всей этой учебе! Может, раньше смысл был — в старые, советские времена. Тогда, как рассказывал дедушка, если человек заканчивал институт и шел работать в городе, то ему в этом городе давали квартиру! Можно было запросто получить квартиру в Грозном или в России, если ты врач, учитель, или инженер. Но теперь, будь ты хоть профессор, квартиру тебе никто не даст. Надо покупать за свои деньги. И таких денег не заработать за всю свою жизнь, если ты врач, учитель или инженер.

Не нужна эта учеба. Тем более, алгебра. Везде уже есть компьютеры, которые сами все за человека считают и решают, любое уравнение, хоть с двумя неизвестными, хоть с двадцатью! А все эти тетрадки в клеточку — каменный век…

Думая так, Мовлади все же собрал книги и тетради в сумку. Скоро зайдет в комнату мать и спросит:

— Сынок, ты сделал уроки? Собрался в школу?

— Да, мама. Я все сделал!

И тогда она скажет, как всегда:

— Учись, сынок! Ты теперь у нас один остался. А мы с отцом уже старые, больные. Если учиться не будешь, как на ноги встанешь?..

Мама повторяет это почти каждый вечер. А Мовлади сжимает зубы и думает: я встану, мама, я обязательно встану на ноги! И всем нашим помогу. И у вас все будет — и холодильник новый, и ремонт сделаем, и навес во дворе поставим, рагху.

И сестре не придется стыдиться родства с нами перед Алхазуром. Я буду приезжать к ним в гости сам, на свои деньги и привозить много подарков сестре и племянникам. Буду забирать детей на каникулы в Шали, чтобы вы могли с ними няньчиться, чтобы они росли и получали воспитание на родине, земле отцов, даймохк.

Только вот школа… Школа в этом не поможет. Чтобы всего достичь, нужно заниматься не алгеброй, а совсем другими делами…

Утром Мовлади проснулся от пиканья китайского будильника. Не открывая глаз, нашарил рукой пластмассовый корпус и нажал большую красную кнопку. Пиканье прекратилось. Мовлади потянулся всем своим юным телом, упершись ногами и головой в деревянные борта кровати, которая стала ему мала.

В окно, пробираясь через зеленые гирлянды на ветках сливы, заглядывало теплое и светлое солнышко. От этого было спокойно и радостно. Просто так. Так ведь бывает. В детстве так бывает, и даже часто. Конечно, Мовлади уже не был ребенком, он едва помещался в своей старой кровати. Ему было шестнадцать лет, он учился в девятом классе, на его лице сквозь еще нежную, не задубевшую под бритвой кожу начинали просачиваться белесые кустики мужской растительности. Но порою ему бывало радостно просто так, от того, что приветливое солнышко индейского лета заглянуло в окно, раздвинув еще не пожелтевшие листочки сливового дерева, от того, что на ветке чирикает неугомонный воробей!

…И ведь не напишешь об этом по-другому. Только так — фразами из школьного сочинения, в котором солнышко всегда приветливое, а воробей неугомонный. Я и сам раньше писал такие сочинения. И, конечно, никто тогда не ругал меня за формульное письмо и литературные штампы. И как иначе было писать?! Жизнь и судьба сами казались устойчивыми эпитетами. А вот теперь, случись мне поменяться местами с Мовлади, солнце раздражало бы кожу лица, как спиртовой лосьон после бритья дешевым одноразовым станком, воробей оказался бы глупым и надоедливым, а сливовое дерево… Сливовое дерево перед окном вообще давно пора спилить. Его и спилили, давно…

Но это мое время, время моего мира. В мире Мовлади все было еще так, как было и в моем мире, когда моему миру было меньше шестнадцати лет. Или почти так…

Мовлади присел на кровати, протирая кулаками глаза и улыбаясь. Взял со стула застиранные тренировочные штаны с отвисшими коленками, натянул на свои длинные худые ноги. Вышел во двор и умылся холодной водой из-под крана. Немного попил, той же самой воды.

Вода была вкусная, вкуснее, чем “Нарзан” или другая минеральная вода, которую продавали пластиковыми бутылками в лавках и магазинчиках. Пил из ладошек, сложенных лодочкой, оглядываясь, чтобы не заметили мать или отец. Родители не разрешали пить воду из-под крана.

Раньше, до войны, все пили сырую воду. Мовлади был тогда еще совсем маленьким, но и он помнил, а может, ему казалось, что он помнит, как отец любил набрать воду из-под крана в граненый стакан, стенки которого сразу запотевали от родникового холода, и пить, большими глотками, с заметным удовольствием.

Раньше все говорили, что у нас вода очень вкусная и полезная. Не то, что в городах, где в нее добавляют хлорку. Водой с хлоркой мыли туалеты в детском саду и в школе, и Мовлади недоумевал: как можно мешать такую гадость в питьевую воду или готовить на этом растворе? Все равно как пить из ведра для мытья полов!