Хранительница его сокровищ
Шрифт:
— Делать мне больше нечего, — усмехнулся он. — У меня, знаешь ли, в управлении немалое количество земель, кораблей и людей, и теперь ещё прибавится славный город моего детства. Поверь, Лиза, у меня достаточно обязанностей. И… я не претендую на эту штуку, я справлюсь и без неё.
— Ты думаешь, она просто так появилась из многовекового забвения именно сейчас? Конечно, спасибо нашему другу господину Лису, но мне кажется, он выступил проводником и посредником. В волшебных сказках, которые я читала дома, подобные вещи наделены собственной волей, и она не всегда учитывает волю живущих сейчас людей. А правители для такого — и вовсе разменная монета.
— Лучше бы разменяли моего братца.
— Очевидно,
— Да, но его же никто не заставлял быть таким упёртым, вредным и злобным всю его жизнь? — рассмеялся Фалько. — Радость моя, может быть, ну их? Ты изо всех сил оттягиваешь свадебный обряд, но ты не отказываешься от вечера любви, — он поцеловал Лизавету и растрепал её тощую косицу.
— Оттягиваю, ага. Ты как будто с женой никогда не жил, честное слово! Это тебе можно помыться, и даже воду не греть, одеться, и пойти, а если я так поступлю, то на тебя же будут пальцами показывать и изумляться, что за чучело ты взял в жёны. А что до моих желаний… я думаю, что пока мы счастливы вместе — надо пользоваться. Мы не знаем, сколько времени нам дано. И сколько проживет наше счастье, и что останется. Прости меня, я не сомневаюсь в тебе, нет, я просто старый циник. Я люблю тебя и боюсь тебя потерять.
— Старый циник, выдумала тоже, — проворчал он, опрокидывая её на постель. — Скажи, сколько ещё времени тебе надо, да и всё.
— Завтра с утра мы с Тилечкой съездим к одной милой даме, она уже помогала мне, думаю, и тут поможет. И после того я в полном твоём распоряжении.
— Хорошо, госпожа моя Лиза. Тогда — послезавтра, на рассвете.
— На рассвете? Это когда встать-то надо?
— Ничего, ничего. Потом поспим. А представь, если бы сейчас было лето? Нам бы пришлось вставать ещё раньше, — смеялся он и целовал её — шею, ключицы, видневшуюся в вырезе платья грудь.
И поэтому утром Лизавета с Тилечкой погрузились в лодку, взяли с собой Руджеро, который должен был сопроводить их до места, и отправились к госпоже Кларе, создательнице непревзойдённых косметических средств. Госпожа Клара была предупреждена накануне вечером и поджидала их.
— Здравствуйте, госпожа, здравствуй, Аттилия, и вам, молодой человек, тоже желаю здравствовать.
Правда, молодой человек откланялся и сбежал, заверив, что вернётся, как только его позовут обратно, а дамы проследовали за госпожой Кларой в лавку.
Та очень серьёзно отнеслась к вопросу о том, что Лизавету нужно, как выразилась Тилечка, сделать совершенной красавицей, и велела той распустить волосы и раздеться до сорочки. Пристально осмотрела, затем набросала фронт работ: покрасить волосы, ванна для смягчения кожи, маски на лицо, массаж, перчатки с восстанавливающей мазью на руки, отполировать ногти, убрать все лишние волосы… и будет хорошо.
Дамы согласились с предложенным планом. Служанка принесла им кофе и сладостей, а приправой к процедурам и кофе была болтовня госпожи Клары. Её очень воодушевили последние события в городе, и оказывается, у неё был на них свой собственный взгляд, кто бы мог подумать.
— Знаете, дамы, я как услышала, что Морской Сокол в Фаро, и взялся вычистить из щелей тёмных тварей, то сразу поняла, что всё будет хорошо. Ведь и правда, ходить ночью и то было опасно, то шаги позади, то тени тёмные какие-то! Однажды прямо под фонарём роились, я в окно видела. Пришлось кипяток из верхнего окна на них выплеснуть, иначе никак не уходили! А теперь спокойно.
Руки у неё при этом не останавливались — наносили краску на волосы, распределяли лечебную грязь по лицу, разминали спину.
— А вы и раньше о нём слышали? — спросила Тилечка. — Расскажите!
— А я, детка, помню его милость Марканджело, когда он ещё не
— Постойте, — зашевелилась под масками и прочим Лизавета, — мать его милости Гульэльмо? Кто это? Она не была матерью господина Фалько?
— Что вы, госпожа, у них разные матери. Моя покойная старшая сестра была горничной во дворце, и она много рассказывала и о её милости Адрианне, первой супруге герцога Никколо, и о её милости Бенетте, второй супруге. Её милость Адрианна умерла от болотной лихорадки, в тот год вообще многие умерли, в нашей семье — бабушка и двое моих младших братьев, и почти в каждом доме так же — не старики, так дети, или слабые здоровьем, и не только они, сильные и молодые — тоже. Её милость Адрианна, говорили, была в тягости, и заразилась, и ещё один её маленький сын, Беато, тоже заразился, и все они умерли. Супруг её, как только она слегла, заперся в кабинете и не велел входить к нему никому из слуг, чтобы не заразиться. Ел только варёные яйца и пил кипячёную воду. Тем и спасся. А его милость Марканджело в ту весну гостил на материке, у деда, господина Велассио, и только потому остался жив.
Да только его милость Никколо недолго горевал, а уже осенью поехал на материк и привёз себе эту Бенетту. Ох, и вздорная была женщина, упокой Тьма её душу! Сестра рассказывала, как она осматривала по приезду весь дворец — под каждый стол залезла, каждый шкаф велела отодвинуть — не прячут ли от неё что-нибудь. За малейшую оплошность велела пороть и слуг, и даже однажды, говорили, пасынка, а он уже тогда обладал нравом лёгким и смешливым, придумал про неё забавный неприличный стишок, выскочил в окно да и сбежал в город, и лови его там! Говорят, госпоже Бенетте очень уж не по нраву было, что наследник — его милость Марканджело, а её дети, что господин Гульэльмо, что госпожа Аннунциата — получат только земли на материке и деньги. Кому доброму-то и так неплохо, но только не этой змее. Вот она и лила в уши его милости Никколо всякие гадости про старшего сына, а тот и рад ей на язык попадаться! Но ничего особенного он не делал, бесился, конечно, как все мальчишки бесятся. То повздорит с кем-нибудь, то просто подерётся, то в школе напроказничает, а он в Ордене Луча учился, то на дуэль кого вызовет да ранит, то стихи опять же про сановников из Совета Десяти где-нибудь на стене напишет, да такие, что все от хохота животы надорвут, то девушке какой-нибудь сердце разобьёт, то с приятелями стащат рыбу у рыбаков и устроят пир для нищих мальчишек, что болтались на ступенях храма Великого Солнца. Это вам не забавы его милости Пьетро, зла в них не было.
И сестра моя говорила, что когда его милость Марканджело женился на девушке из семьи кровных врагов и сбежал, его милость Никколо очень злился. Бил посуду, орал, слуг поколотил — да толку-то! Потом он предлагал сыну бросить жену, сделать вид, что ничего не было, и вернуться домой, а обесчещенная девица, мол, пусть убирается в свою Палюду, да только его милость Марканджело не из таких, кто на подобное соглашается, видно, очень сильно он ту девушку полюбил. И увёз, говорили, куда-то на юг, на острова, где построил для неё прекрасный дворец, а она родила ему двух сыновей и дочь. И знаете, хорошим людям благоволит Великое Солнце — дети у его милости, я слышала, красивые и здоровые, а сейчас уже и внуки подрастают.