Хранящая сердце
Шрифт:
Прошло время, прежде чем Шанель успокоилась. Фалон приподнял ее голову и осторожно вытер слезы на щеках. И когда Шанель наконец набралась смелости и открыла глаза, на ее лице отражались только чувства огорчения и покорности.
— Ты плохо переносишь наказание, керима. — В голосе Фалона слышалось недовольство.
— Ты закончил?
— Кажется, да, — вздохнув, проговорил он.
— В следующий раз я буду послушное, — заверила его Шанель, хотя сама очень сомневалась в этом.
— Лучше постарайся, чтобы следующего раза
Звезды, разве она не понимает этого! Шанель попыталась вновь спрятать лицо на его груди, но Фалон отстранил ее. К несчастью, тема еще не была исчерпана.
— Твой брат говорил мне, что есть другой способ, которым воины наказывают своих женщин. Может быть, мне стоит подробнее расспросить его об этом?
На мгновение Шанель оцепенела, но быстро нашлась:
— Мой отец всегда посылал меня работать на кухню.
— Твою мать тоже так наказывают?
— Ну… нет! Фалон, пожалуйста, не надо. Этот метод мне не нравится еще больше, чем твой.
— Откуда ты знаешь, если никогда этого не испытывала? Далден говорил, что ваши женщины предпочитают….
— Много знает этот Далден! — огрызнулась Шанель и тут же побледнела от испуга.
Заметив это, Фалон прижал к груди ее голову.
— Успокойся, женщина. Я никогда не буду наказывать тебя за то, что ты скажешь мне, или за то, как скажешь. Если я когда-нибудь снова накажу тебя, то только за то, что ты не подчинишься мне и подвергнешь себя опасности. Этого я не потерплю. Тебе понятно?
— Ты хочешь сказать, что я могу сердиться на тебя?
— Да.
— И не страшно, если я э… необдуманно нападу на тебя?
Фалон поднял кверху подбородок Шанель и улыбнулся.
— Это зависит от того, с чем ты нападешь, керима. Мне бы не хотелось однажды оказаться с проломленной головой из-за того, что в прошлый восход плохо о тебе позаботился.
— Не думаю, что ты можешь быть таким забывчивым, — улыбнулась она в ответ. — Нет, если я просто нападу на тебя?
— Можешь попробовать.
Впервые вместо раздражения эта фраза вызвала у Шанель смех.
— Так вот в чем заключается свобода самовыражения, о которой ты говорил.
И тут ей пришло в голову, что отпало еще одно возражение против Фалона. Представить ситуацию, в которой она преднамеренно подвергнет себя опасности, Шанель не могла. Если это единственная вещь, за которую он может ее наказать, то значит, и нет оснований бояться наказаний. Что же касается неподчинения ему в других вещах…
— Думаю, в твоей стране есть законы, которые могут мне понравиться, Фалон, — сказала она.
— Я рад это слышать. А теперь ответь — что мы скажем твоему брату, когда он спросит, была ли ты примерно наказана?
— Что это не его дело.
— Как раз его, потому что ты оскорбила его дом. Шанель тяжело вздохнула. Она понимала, что, не наказывая ее за проступок, в котором ее все признали виновной, Фалон нарушает некоторые фундаментальные принципы.
— Может быть, ты позволишь мне сказать неправду…
— Нет! — оборвал ее Фалон, осуждающе покачав головой.
— Но, может быть, он и не спросит. Он вздохнул.
— В любом случае Далдену нужно сказать правду.
— Но… в чем же она заключается? Фалон пристально взглянул на нее.
— Ты смеешься надо мной, женщина?
— Нет, — возразила Шанель. — Я знаю, что ты остановился, Фалон. Но не знаю, почему.
Он вновь лег на кровать, увлекая ее за собой, и положил ее так, чтобы она могла видеть его лицо. Смахнув с ее щеки оставшуюся слезинку, он провел рукой по губам и принялся ворошить волосы Шанель. Очевидно, эта беседа не должна была завершиться слиянием, по крайней мере пока.
— Твои слезы и вопли невозможно выносить, — наконец сказал он. — Я предпочел бы, чтобы это было не так или чтобы ты была хоть немного терпеливее.
Шанель покраснела. Он упрекал ее за это и был явно огорчен. Она знала, что Фалон не ставил своей целью причинить ей боль. Он считал, что должен был сделать нечто для ее же блага, но не справился с этим.. И не справился из-за ее недостойного поведения. Воины никогда не испытывают восторга от наказания своих женщин. Это просто обязанность, которую нужно выполнить, чтобы защитить свою женщину от беды, Шанель прекрасно знала об этом, и поэтому очень удивилась, что ее нижняя часть после наказания не горит сейчас огнем. Ее слезы и крики тронули его… Не означает ли это, что он испытывает к ней нечто большее, чем страсть?
Фалон отличается от обычного воина, как и ее отец. Возможно, он тоже способен любить.
Шанель снова уткнулась лицом в его грудь.
— Прости меня, Фалон, но в том, что касается боли, я веду себя, как ребенок. Я знаю, что тебе это было нужно, ты считал это своим долгом, но я слишком боюсь наказаний, в особенности от тебя.
— Женщина, но ты и должна бояться наказания. Что же еще может удержать тебя от того, что ты не должна делать?
— Да, конечно. И поверь мне, я совсем не хочу испытать все это вновь, даже на такое короткое время. Так что не думай, что ты не выполнил свой долг. Если я скажу Далдену, что получила хороший урок, это будет правдой.
Фалон фыркнул.
— Пока ты узнала только то, что твоя боль доставляет боль и мне. Но ты также должна понять, что твой проступок был направлен не против меня лично и что ты не была еще по-настоящему моей, когда это сделала. Если такое случится снова, никакого снисхождения не будет, что бы я об этом ни думал. Ни слезы, ни просьбы не помешают мне исполнить свой долг. Прими всерьез это предупреждение, Шанель. Я буду очень огорчен, если из-за тебя нам придется страдать.
Она вздрогнула и инстинктивно прижалась к нему.