Хрен С Горы
Шрифт:
Но въедливого дедка смущало полное отсутствие татуировок на моём теле. Здесь татуировки, причём имеющие смысл с точки зрения окружающих, были неотъёмлемой принадлежностью любого мужчины, который покинул Мужской дом. Я же, то есть Ралинга, сделал это лет десять назад, если не больше.
Так что теперь бурная дискуссия велась вокруг двух тезисов: могло ли какое-нибудь вмешательство тех или иных сил или Сил стереть с тела Ралинги татуировки, и не мог ли в лишённое магической защиты (а нёсшие определённую смысловую нагрузку о происхождении и наиболее выдающихся деяниях носителя узоры кроме сугубо практической функции своеобразного удостоверения личности также обеспечивали и магическую защиту от всякой нечисти) тело вселиться какой-нибудь зловредный дух или
Прения сторон протекали весьма бурно и эмоционально. Наконец, все выдохлись, и сошлись на том, что, хотя объект спора за тринадцать лун не проявлял никаких видимых признаков одержимости враждебными людям сущностями, всё-таки для пущего спокойствия следует провести его испытание на предмет этой самой одержимости. Проводить процедуру вызвалось сразу пятеро: трое местных и двое пришлых.
Пожалуй, только слабым знакомством с местными реалиями можно объяснить моё относительное спокойствие во время несколько часового колдунства пяти туземных специалистов. Единственно, что немного напрягало — это необходимость торчать среди толпы, которая по мере распространения по деревне известия, что над Дурнем будут колдовать аж пять шаманов, и приближения времени к вечеру разрасталась. Ну и сама процедура раздражала: когда то какой-нибудь едкой горящей дрянью из горшка окурят, то начнут греметь над ухом трещоткой, невесть из чего сделанной, то в лицо тычут каким-то идолом.
Так что я перенёс обряд детектирования зловредных духов и прочих демонов в своём организме вполне спокойно — как и положено человеку, которому нечего опасаться. В итоге консилиумом из пяти шаманов признан был свободным от всякой нечисти и безопасным для окружающих. А вот знай я заранее, какие глюки могут привидеться местным специалистам по потустороннему миру под воздействием травок, которые они вдыхают во время камлания, и как часто туземцы склонны обвинять друг друга в колдовстве и одержимости нечистой силой, нервничал бы куда сильней. И не исключено, что моё нервозное поведение кому-нибудь показалось бы признаком того, что во мне сидит какой-нибудь демон или дух. А так я достойно выдержал испытание.
Покончив с вопросом одержимости, народ переключился на то, каким образом Ралинга, то есть я, лишился всех татуировок. Вновь закипел ожесточённый спор, в котором каждый ссылался на рассказы стариков или предания совсем уж далёкого времени. В конце концов, все сошлись на том, что коль духи моря оставили невредимой плоть Ралинги, лишив его памяти, почему бы им в качестве шутки не забрать татуировки. Как при этом без магической защиты я не стал добычей местных злобных морских демонов, вновь вызвало спор, но совсем уж вялый — потому, что от костров, возле которых орудовали женщины, вкусно пахло печёной свининой, пряными травками и пареными овощами. Тут уж все согласились с Темануем, что раз духи моря, благожелательно ко мне настроенные, так неожиданно пошутили, то могли и взять под свою защиту. Но всё равно лишняя защита от зловредных Сил не помешает, так что Ралинге следует как можно скорее заново нанести татуировки. Он, Темануй, завтра этим и займётся.
Об анестезии местные папуасы не подозревали. И даже о таком её заменителе как крепкий алкоголь. Об антисептике тоже. Как я выдержал процедуру «восстановления» татуировок, лучше не вспоминать. Если бы не болтовня старого кольщика, немного отвлекающая от боли, я бы начал орать и плакать на пятой минуте процедуры. И безнадёжно испортил бы своё реноме в глазах местного общества.
Дедок, кстати, говорил по большей части о моей новоявленной родне и непростых отношениях между сонайскими кланами. Береговая ветвь этого племени спустилась с горы и поселилась на морском берегу при прапрадеде Темануя. Взаимные обиды и претензии повлекли за собой то, что жители смытого Аки-Со последние лет пятнадцать практически не общались с людьми из двух других сонайских деревень. А сородичи «сверху», из Старого Сонава, наведывались на берег обычно раз или два в год. Так что теперь я мог не бояться встречи с кем-либо, кто хорошо знал
К сожалению, я не рисковал задавать уточняющих вопросов, которые показали бы полную мою чуждость в этом мире: общепризнанное сумасшествие сумасшествием, но лучше помалкивать, дабы не брякнуть что-нибудь лишнее. Впрочем, дед Темануй и без моих вопросов выдавал немало ценной информации. От ссоры между вождями Аки-Со и Текеме, первопричиной которой послужила неудачная женитьба их детей (кучу имён или кличек, топонимов и подробного описания оружия и украшения набедрённых поясов с использованием неизвестных мне терминов я пропустил, вычленив самую суть) дедок перешёл к моим псевдородителям, точнее — родительнице. История рождения Ралинги проясняла, почему меня вообще смогли принять за своего.
От бонкийцев я уже слышал про чужеземцев вполне европеоидного вида, после визитов которых иногда оставалось потомство. Один из таких моряков и стал отцом Ралинги. Причём, если судить по тону, каким Темануй всё это рассказывал, рождение моё от чужака вдобавок — вне брака — никого не волновало. Главное было, что Танагарива, его мать, принадлежала к сонаям.
Попутно выяснилось, что от этих же светлокожих чужаков местные изредка заимствуют некоторое количество металлического оружия. Например, кинжал и топорик нашего старосты, являющиеся предметом его гордости. В Аки-Со, располагавшемся наиболее удачно, пришельцы чаще, чем в других местах к западу и востоку по берегу, набирали воду и выменивали свои товары на продукты и местные украшения.
Впрочем, не так уж и часто это случалось. По крайней мере, Темануй мог сказать, что последний раз корабль чужаков приставал в этих краях шесть или семь лет назад. Тогда моряки выменяли у жителей Аки-Со две свиньи, две корзины баки и несколько связок ракушек на два кинжала, топор и два наручных браслета. Что можно считать очень выгодной сделкой: обычно один кинжал или топор из жёлтого металла шёл за две-три свиньи или двадцать корзин баки.
От местных дел мой псевдородственник перешёл к своей буйной молодости. Когда ему было «столько дождей, сколько сейчас тебе, Ралинга», дед Темануй отправился на запад Пеу (так, оказывается, называется вся страна, куда меня угораздило попасть), служить некоему Большому Вождю, именуемому у сонаев «типулу-таки», а у бонко — «тиблу-таки». Этот тиблу-таки (впрочем, дед называл его и просто «тиблу») был в отдалённом родстве с Темануем.
К сожалению, мои познания в местном языке были ещё не очень, так что понимал я дедка только в общем и целом. Хотя за сегодняшний день словарный запас обогатился не на один десяток слов, пускай и в сонайском произношении, которое отличалось от бонкийского.
Но то, что сонаи круче всех в Пеу, и я должен гордиться принадлежностью к этому племени — я уяснил. Оставалось только догадываться, каким образом сонаи расселились повсюду и всех заставили с собой считаться: не то несколько поколений назад они спустились со своей горы и захватили всю страну, не то их сородич стал тиблу в результате переворота или какой-то интриги и потом подтянул родню ко двору. Я даже не понял со слов Темануя, кем является этот тиблу-таки: самодержавным монархом или лицом выборным, вроде президента. Равно как до конца не было ясно, является Пеу островом или нет — с одной стороны чужаки, привозящие металлические изделия, вроде бы могут попасть к нам только морем, но с другой — мой родственничек упоминал о своём участии в стычках с тинсами, рана и сувана, которые не подчинялись тиблу.
Не въехал я и в разглагольствования Темануя о ганеоях и дареоях. Понятно, что это деление на низших и высших, соответственно. То, что сонаи и бонко принадлежат к дареоям, а суне к ганеоям — это тоже ясно. Но дальше я почти ничего не понял: чем определяется принадлежность к тем или другим, каковы права дареоев и обязанности ганеоев. Что-то я не заметил особого достатка у бонко, да и сонаи, явившиеся в Бон-Хо, не могли похвастаться какими-то понятными цивилизованному человеку проявлениями богатства.