Хрен С Горы
Шрифт:
К Такаму подошли, освещаемые прощальными лучами закатного солнца. В деревне появление толпы вызвало неслабый переполох: два десятка вооружённых до зубов текокцев, людей Такумала и моих недорегоев под командой Длинного — по местным меркам сила серьёзная. А с учётом персонала медеплавильной мастерской и группы поддержки мы тянули если не на небольшую армию, то на полк точно.
В отличие от всех до этого виданных туземных поселений, не имеющих никаких укреплений, оплот главного конкурента бонкийского таки был обнесен невысоким, в полтора-два метра высотой, валом, увенчанным частоколом из толстых жердей. На взгляд человека двадцатого века выглядело всё
Местные обитатели встретили нас в единственном проходе, оставленном в ограждении. Воротами проход этот назвать было не возможно — потому что никаких ворот в принципе не наблюдалось: по бокам стояли, прислонённые к валу, какие-то плетённые из толстых веток щиты, призванные, по всей видимости, закрывать вход в Такаму на ночь. Но вряд ли они стали бы серьёзной преградой в случае штурма деревни. Не знаю, как планировали обитатели поступить в случае нападения — может быть, они должны были биться в проходе, может быть, намеревались завалить его чем-нибудь. Ну да ладно, это их проблемы. Хотя в свете бурных событий прошедшего дня — этот вопрос вполне возможно станет актуальным и для меня — если Ратикуитаки сумеет удержаться после сегодняшнего у власти.
Мы встали в шагах десяти от напряжённо молчащих хозяев. Такумал, в соответствии с папуасским этикетом, по которому пришедший в гости начинал говорить первым, сказал, обращаясь к средних лет и среднего же роста мужику: «Рад видеть славного Панхи. Хороший ли урожай на твоих полях? Много ли поросят принесла твоя свинья?». Тот ответил, что всё нормально, поинтересовавшись в свою очередь насчёт урожайности и состояния свинского поголовья у Такумала. Далее они несколько минут обменивались любезностями и интересовались состоянием домашнего хозяйства друг друга, здоровьем родственников и общих знакомых, а также состоянием пути от Хау-По до Такаму. Единственной полезной информацией из всего этого потока было, пожалуй, то, что этот Панхи собственно мятежный староста и есть.
Тут, наконец, хозяин поинтересовался, слегка скривясь при этом лицом, насчёт здоровья и материального благополучия бонкийского таки. В ответ наш проводник выдал тираду «торжественной» речью в духе, что не брат, в смысле не вождь, больше ему эта гнида. Разве что «черножопая» не добавил — да и то, думается, потому что ничем не отличался от своего недавнего босса по расовому типу. После этих слов Такумала стоящие в проходе жители Такаму, принявшие, по всей видимости, нашу толпу за карательную экспедицию, посланную Ратикуитаки, заметно расслабились и потребовали подробностей.
Такумал всё тем же «торжественным» языком принялся живописать про то, как правитель Бонко вздумал натравить своего ручного колдуна на Солнцеликую и Духами Хранимую — в качестве доказательства он легонько ткнул меня пальцем в грудь. Жадно внимающие ему такамцы мрачно подались было в сторону злоумышляющего на тэми, но недавний мой заместитель по стройке канала немедленно в цветастых выражениях поведал слушателям, что присущие потомкам Пилапи Великого харизма и магические способности победили коварное чародейство, и теперь Сонаваралинга является прирученным и даже дрессированным колдуном юной претендентки на престол Пеу. Мне от всего этого захотелось сесть на четвереньки и, почесав левой пяткой за правым ухом, приняться выискивать блох в своей шерсти. Удержало от столь естественного в данной ситуации действия только то, что организм мой давно утратил детскую гибкость.
Дальнейшее общение
Утро, разумеется, началось с похмелья. Отошёл только к вечеру, дав себе обещание больше не пить эту гадость. А на следующий день я развернул бурную деятельность. Для начала принялся теребить Панхи насчёт места для медеплавильной мастерской. Староста, чтобы отвязаться, провёл меня за защитный вал и просто ткнул на поросший травой и редким кустарником участок: «Можешь здесь устраиваться».
Дав указания своим работникам, я отправился разыскивать Вахаку с Такумалом. Нашлись они на помосте для собраний возле дома старосты в компании местных и гостей. Занималась почтенная публика делом, приличествующим достойным мужам — а именно, травила байки. Я как раз подошёл к началу очередной истории. Рассказчик, начинающий лысеть мужичок из местных, запнулся на полуслове при виде колдуна, о котором позавчера за выпивкой говорили немало. Но, видя моё вполне благодушное настроение, овладел собой и продолжил повествование.
Как я понял, рассказ являлся вариацией распространённой у многих земных народов сказки про трёх братьев, из которых младший был дурак. В папуасских реалиях, правда, их было не трое, а четверо, да и отцовское имущество они не делили — а просто выгнали самого бесполезного из семьи. А в качестве утешения выдали ему полудохлого поросёнка, точнее поросюшку, которая в дальнейшем выступала в роли Кота В Сапогах и Конька-Горбунка в одном флаконе — правда, на папуасский опять же лад, включая сексуальное сожительство с хозяином. Впрочем, и привычные по сказкам моего детства функции повышения материального благосостояния и социального статуса чудодейственная свинья выполняла.
Братья-негодяи, разумеется, видя, как благоденствует их родственник, преисполняются чёрной зависти и начинают всячески вредить, воруя и портя его имущество. Кульминацией стало похищение волшебной свиньи и групповое сексуальное надругательство над ней — с последующим поеданием. После чего обиженный младший брат идёт мстить, делая отбивные (натуральным образом — рассказчик живописал, как герой орудует дубинкой, превращая врагов в кашу из мяса и дроблёных костей) из своих родственников и их пособников. Кости убитой свиньи он собирает, закапывает в землю, из которой вырастает дерево, дающее удивительные по вкусу и изобилию плоды.
Народ слушал историю с совершенно серьёзными лицами, сопереживая герою, которого сначала выгоняют из семьи, а потом ещё и вредят ему, вместо того, чтобы порадоваться за родственника. Я же с трудом сдерживался от смеха — особенно, когда дело касалось сексуальных контактов хозяина и свиньи. На кульминационной сцене со зверским изнасилованием бедного животного я не удержался и хрюкнул пару раз в кулак. Впрочем, рассказчик, кажется, решил, что это неуклюжая попытка скрыть рыдания.
Дождавшись завершения сказки, я предложил Такумалу с Вахаку прогуляться и посмотреть, как наши обустраивают медеплавильную мастерскую. Текокец и бонкийцем нехотя поднялись и пошли вслед за мной.