Христос приземлился в Гродно. Евангелие от Иуды
Шрифт:
В этом запале, чем-то похожем на счастье, он забыл обо всём, забыл, с каким зверем находится в одной клетке. Чуть отступил. Колокол, на самом крайнем пределе своего полёта, зацепил его голову. Круглую, всегда горделиво запрокинутую голову в меховой шапке.
Фома упал, последней искрой в гаснущем сознании вспыхнул немой крик Вестуна:
— Тумаш! Ту-маш!
Кирик Вестун как раз в эту минуту остался один. Зенон спускал вниз, на осаждающих, большой камень, и тут стрела попала ему под сердце. Спокойный взгляд глубоких серых глаз остановился на Кирике, потемнел.
Кузнец, чувствуя, что задыхается, словно
Прыгнул со стены в ров, скрылся на минуту под смердящей водой, вынырнул уже поодаль, выбрался на сушу, весь облепленный зелёной тиной, побежал, поймал за гриву коня, ходившего по полю между убитыми, вскинулся на него и рысью поскакал, скрылся в лесу.
Глава 50
«УБИВАЙТЕ! ВО ИМЯ БОГА, УБИВАЙТЕ!».
Теперь битва шла, не считая мелких очагов, пожалуй, только в сердце города. Христу и молодому удалось собрать вокруг себя сотни три с лишним вооружённых людей, и они ударили в тыл «белым крестам», потеснили, погнали их. Паника, порождённая их неожиданным появлением, была такой страшной, что изуверы поначалу давали себя уничтожать почти без сопротивления. И они гнали, валили и убивали их беспрепятственно, не жалея, ибо хорошо помнили всё, ибо на каждом шагу видели трупы безвинно зарезанных.
Христос намеревался пробиться к Лидским воротам, вывести людей из города, спасти их. И поначалу это намерение обещало увенчаться успехом. Они гнали врагов почти до конца Малой Скидельской, но тут дорогу преградили новые силы: к врагу подошло подкрепление. Как раз в этот момент несколько раз ударила Великая София, а затем во внезапной тишине послышались бряцание цепей и лязг ворот. Пробиваться в ту сторону больше было незачем. Они очутились в ловушке.
Отряд отступал. Медленно, но неуклонно. Выход был один. Неман. А может, кому-то и повезёт спуститься с береговой, почти отвесной, кручи и спастись вплавь.
«Кресты» теснили их сначала по Скидельской, затем Росстанью, Старой улицей, Старым рынком. Вёл их Пархвер. А за спинами отступающих, на отвоёванной земле, мортусы добивали раненых.
— Убивайте, — летел оттуда голос монаха-капеллана, в котором уже не было ничего человеческого. — Во имя Бога, убивайте!
— Лотр, сволочь! — Голый торс молодого был залит кровью. — Босяцкий, сволочь! Выходите! Мы вам Божьим судом докажем, кто здесь слуги Пана Бога!
И всё же сопротивление мятежного люда оказалось таким страшным, что «кресты» изнемогли и не в состоянии были идти вперёд. Люди Христа на некоторое время получили передышку. Воспользовавшись этим, он отвёл их к обрыву, на запад от замка, приказал связать плащи и спускаться с кручи вниз. Сам он с молодым возглавил небольшую, довольно слабую человеческую цепь, что должна была прикрыть спускавшихся. Он знал: все спуститься не успеют.
И
Христос знал: Лотр собирает своих наёмников в один кулак, чтобы раздавить последние силы восставших. Силы... Смешно было называть силами тех, что уцелели. Широкая заря разливалась на востоке. Люди ждали.
Лотр стоял в окружении своих возле ратуши. Всё ещё ревела дуда на звоннице, и ей вторили отовсюду стоны и крики: там добивали людей. Постепенно стягивались к ратуше шайки убийц, все словно опьяневшие, запятнанные своей и чужой кровью.
— Ну так что? — спросил Пархвер. — И что делать с теми?
— Сейчас пойдёте. — Улыбка Лотра была, как всегда, спокойной и благородной. — А с теми? Ну, что же. Его обязательно возьмите живым. Прочих — как хотите.
К нему подвели Анею и Раввуни.
— Скажите ему, чтоб сдавался, — приказал Лотр. — Иначе у него хватит глупости разбить голову, прыгнув с обрыва.
Анея молчала. За неё ответил Иуда:
— А удавитесь вы! Я был медником. Я изучал Талмуд и потому был бедняком, что изучал его не так, как все. Я даже пробовал торговать, и это были слёзы, цорес. Но я не торговал людьми. И им — не буду.
— Ничего, мы найдём способ, — пообещал Лотр. — А прочих убейте, Пархвер. Папа Николай Первый писал болгарскому царю Борису: «Пусть пастырь не убоится вершить убийства, если они могут держать его подданных в послушании либо подчинять их вере». Вы что-то сказали, бургомистр?
— Сказал. — Углями горели Устиновы глаза из-под скобки волос. — Я сказал: пастырь лютого стада, лютейший, нежели его пасомые.
— Что ж, неплохая похвала, — улыбнулся кардинал. — Идите, Пархвер. Капеллан был прав. «Убивайте! Во имя Бога, убивайте!».
Глава 51
«ВОТ ОТДАЁТСЯ СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ...».
Юрась с последнею кучкой своих людей стоял в конце предмостного сада, там, где тот подступал к круче над Неманом. Всё сильнее полыхал восход, и каждый не мог не думать о том, увидит ли ещё солнце.
Что-то загорелось точкой в той стороне, где оно должно было взойти. Но это был огонь факела. Затем запылала ещё точка и ещё, и Христос понял, что передышке конец, что вообще всему конец. Поняли это и не успевшие спуститься. Человек сорок подошли и встали с друзьями, чтобы их не сразили, пока будут спускаться, или не подстрелили в спину во время отступления, чтобы умереть с честью.
Цепочка факелов полукругом приближалась к ним. «Кресты» не хотели, чтоб хоть какая-то мелкая рыбёшка спряталась и проскользнула сквозь их бредень.