Христос приземлился в Гродно. Евангелие от Иуды
Шрифт:
— Правь сюда! — крикнул кузнец.
Раввуни развёл руками. Весло во время битвы унесла река. И тогда Марко и Клеоник бросились в воду, начали резать её плечами, доплыли, рывком повернули лодку к берегу и потащили её. В брызгах свежей воды на загорелых плечах, всхрапывая, пеня волны, как водяные кони, как неведомые морские боги.
Иуда черпал забортную воду и омывал лицо, чтоб никто не видел, что он плачет.
На берегу они долго обнимались и хлопали друг друга по плечам.
— Братец, — захлёбывался Иуда. — Живой... Братец...
— Живой, — сказал кузнец. — Назло некоторым, чтоб им на требухе ползать, а зад подтаскивать.
— Фаустина
— На хуторе, — ответил Клеоник. — Сейчас у нас жизнь пойдет опасная.
Марко молчал. Иуда знал почему. Гиава Турая схватили.
— Ничего, — проговорил Раввуни. — Главное — живы. Целая голова и думать может.
— Зачем? — без слёз спросила Анея. — Зачем спасали? Умереть бы. Так оно спокойней.
— Зачем? — И Иуда выругался в гневе.
Ошеломлённая Анея заморгала глазами. Румянец стыда залил всё лицо. Но Иуда оставил это без внимания. Любыми средствами он был бы рад стряхнуть это бабское оцепенение. Даже бил бы.
— А затем, чтоб не сидеть с ним. И чтоб мысль таки была. И чтоб спасти или поехать всем вместе в милую компанию к праотцу Аврааму, и обниматься там со степенной бабушкой Рахилью, и до скончания дней есть без выпивки одного только жареного левиафана, аж пока не начнёт тошнить... Также до скончания веков.
Он был совсем другим, и все остальные изумлённо смотрели на него.
— Пошли... Дорогой поговорим.
Они шли и рассуждали о том, что им делать, уже довольно долго, когда Иуда заметил в мельтешении лесной листвы какую-то тень. Человек сидел спиной к дороге, и Иуде показалось, что он узнал сидевшего. Остальные ничего не заметили.
— Идите, — сказал он остальным. — Я догоню.
Подождал, пока друзья не скрылись за поворотом, и осторожно пошёл к человеку. Мягкая трава заглушала шаги. Какая-то птичка, названия которой он не знал, свиристела в листве. Так ему удалось встать почти за спиною сидящего.
Иуда не ошибся. Беглец, предавшая падла Матфей, сидел и пересчитывал деньги. И тогда Раввуни громко сказал:
— Во дни царя Соломона был в Иерусалиме некто, кто трахнул в храме, ибо динарий обещали ему.
При первых звуках голоса Матфей вскинулся. Глаза его были белыми от страха.
— Ты?!
— И явился к ним, явился в Эмавее, и многие не верили, что он... Н-ну?!!
Матфей успокоился. Нахально высыпал деньги в кошель и спрятал его:
— Пасть закрой... И знаешь, вали ты отсюда, агнец. Выбрался, так веселись. А то как дам и... Чудес не бывает. Голову сложишь.
Иуда видел, что Матфею не по себе. Миловать его, однако, не собирался. В общем предательстве была и его лепта.
Он рыкнул так, что Матфей растерялся:
— Ты что?.. Ты что?
Белые, как у собаки, зубы Иуды хищно оскалились.
— Кто-то сказал: Иуде Евангелие не положено. Кто-то у меня Евангелие спёр и испохабил.
— И не положено. По Писанию.
Иуда надвинулся на него:
— А по жизни? По моей? И по твоей, смердящий хорь?
— Писание.
Иуда был божественно ироничен:
— А тридцать сребреников? Они же, согласно Писанию, мне принадлежат, а не тебе.
— Иди получи. Кто мешает?
— По Писанию, слышишь? — Лик Иуды был страшен. — Дав-вай цену предательства!
И он сделал то, чего в обычном состоянии не смог бы сделать: взял Матфея за грудки и поднял. Мытарь закинул кошель в мох. Челюсти его дрожали. Иуда с силой швырнул его на кучу хвороста. Подобрал калиту, положил в карман.
Вытирая
— Ну вот, теперь всё по Писанию. Евангелие — у Матфея, деньги — у Иуды. Вставай, а то я что-то не понимаю, где у тебя задница, а где лицо. Так, молодчина. Отныне можешь, между прочим, говорить, что не ради денег предал, а по убеждению. А теперь — вали. Люди тебя убьют. Жаль, у меня нет времени. Дурные, как дорога, разумного судят.
Иуда догонял своих и бурчал сам себе под нос:
— Вот теперь я понимаю, почему один печатник вместо «бессмертия души» ошибочно набрал да и тиснул три тысячи раз «бессмертие дупы» [140] . Это он такую вот неистребимую паскуду имел в виду.
140
Слово «дупа» в польском языке означает «жопа»; не «задница», а именно «жопа». (Примеч. перев.).
Глава 53
ЗВЕЗДА ПОЛЫНЬ
В ту ночь убили не всех. Схваченных убивали постепенно, на основе твёрдой законности, но с надлежащей неуклонностью и жёсткой добротой. Ибо лучше отсечь гангренозный член, чем позволить умереть больному.
Днём и ночью ревели в подземельях меха и лязгали клещи. Граждан, захворавших антоновым огнём вольнолюбия и чистой веры, после допроса выводили и карали смертью на Воздыхальном холме, на скрещениях улиц или на Лидской дороге. На смерть каждого аккуратно составлялась бумага. Акт.
Мещане и мужики в пыточных обречённо молчали. Жизнь потеряла для них ценность в тот самый момент, когда они утратили привычный простор, смолистый аромат пуши и пашню, золотящуюся рожью и ячменём.
Целыми днями стража ходила по домам, вынюхивая крамолу, хватала людей и тащила в большой судебный зал. Пытали по одному, но приговоры выносили пачками, не слишком разбираясь, что к чему. Узники молчали, и оговоров не было, зато лютовали, подавая лживые доносы, шпионы и стукачи. И оттого по городу катилась лавина арестов. Забирали отцов у детей и детей у отцов, мужа — от жены, парня — от любимой. Весь Гродно не спал по ночам. Люди лежали и смотрели бессонными глазами во тьму. Пружина лживого доноса могла ударить каждого в каждую минуту.