Хризантема императрицы
Шрифт:
Гений
Он еще там, в квартире решил, что поквитается с тварью, ведь все было хорошо, все было правильно придумано. Он нашел таблетки, поднял, отсюда и отпечатки, и все видели, что отпечатки оставлены именно тогда, и пусть менты хоть наизнанку вывернуться, но не докажут... не доказали бы. Нет, белобрысая стервочка открыла пасть. Видела она...
Да ни черта она не видела! Не могла видеть!
Он об этом на первом же допросе сказал, и на втором, и на третьем, а на четвертом добавил и про личную неприязнь, и про
Логично же, а раз логично – значит правильно.
Следак же поначалу не верил, все копал, откуда таблетки, то с одной стороны зайдет, то с другой, типа, Аркаша тупой, не сообразит, к чему вопросики про старуху. Нет, его на такой ерунде не возьмешь, да и то правда – к Императрице он не заглядывал, да они вообще не знакомы, ну встречались, ну здоровались, все.
Хотя, конечно, Императрица – персонаж любопытный, живое воплощение разрушительной силы времени, ущербность старости и беспомощность, зависимость, никчемность существования отдельно взятой человеческой особи. И тут же, рядом вечная молодость Лели, подаренная кем-то.
Он даже рассказал о своей теории следаку, который, хоть и выслушал внимательно, но не воспринял. Ну да что с него взять, очередной унылый тип, среднестатистический и среднеубогий. Впрочем, мозгов у типа хватило, чтобы сообразить – Вельский не причастен к убийству – и отпустить.
Домой Аркадий возвращался с твердым намерением посчитаться с блондинистой стервочкой, из-за которой вынужден был терпеть лишения и страдать. Мысль о том, что он с ней сделает, согревала, успокаивала, придавала сил и даже порождала в голове совершенно замечательные образы и метафоры.
Он взлетел по ступенькам, остановился перед дверью, над которой тускло поблескивала медная тройка и кулаком ударил по звонку. Да, пусть дрожит, пусть трепещет в предвкушении возмездия справедливого и неотвратимого.
– Кто там? – раздался тонкий голосок. Страх в нем подлил масло в пламя священного гнева... да, именно гнева и именно масла.
– У-уходите!
– Открывай! – рявкнул Вельский и пнул дверь. Старая, если что – с одного удара вынести можно будет. Мелькнула мыслишка, что, если не сдерживаться, его снова посадят, но Вельский ее отбросил – не посадят. Он проучит тварь, она будет молчать, как и положено убогим, а значит – все в порядке. И громче, страшнее повторил:
– Открывай, паразитка, хуже будет.
Наследник
– Геночка, ты что, на меня думаешь? Проказник! – старуха захихикала и погрозила пальчиком. Выглядела она довольной и даже счастливой. Может, и вправду она? Но нет, он же с нее глаз не спускал.
– А теперь ты думаешь, что у меня возможности не было... – Она откинулась на спинку кресла, сцепила руки и совсем уж радостно промурлыкала: – Конечно, ты прав... ты не можешь
Стерва. И с чего это он решил, что она умирает? Да эта тварь и его переживет, и Лелечку... Лелечку жаль, тоже стерва, но хотя бы безопасная.
– Но с другой стороны, мы же с Лелечкой рядышком сидели, локоть к локтю...
Точно она! Недосмотрел! Упустил, расслабился и вот... но за что Лелю?
– И мотив, если подумать, если хорошо покопаться в прошлом, сыщется....
– Чего вы добиваетесь?
– Я? – Дарья Вацлавовна приподняла выщипанные бровки, разыгрывая удивление. – Ничего. Я лишь помогаю тебе искать улики.
– Против вас?
– Против тебя, милый. Ведь все, что могла я, мог и ты. Надоевшая любовница, которая вряд ли собиралась просто уйти. Не тот у Лелечки характер... точнее не тот характер был.
– Лучше вышивкой займитесь.
– Займусь, непременно займусь. А ты бы сходил, проведал девочку, небось, расстроена, переживает, плачет в подушку... пригласи ее.
– Нет.
– Геночка, – в голосе Дарьи Вацлавовны прорезались стальные нотки. Похоже, отвертеться не получится, старуха готова побороться за свое желание, знать бы еще зачем. Каприз? Часть плана?
– Геночка... как ты считаешь, что подумает следователь, если узнает о вашей с Лелей связи? Нехорошо подумает. А ему еще расскажут о моем склочном характере, о том, что я очень щепетильна во всем, что касается правил приличия, которые ты, дорогой мой, нарушил. Ну еще, пожалуй, расскажут о моем состоянии, в слухах оно будет преувеличено, расскажут... о таблетках опять же вспомнят... тебе проще всего было взять их.
– Хватит!
Вот тварь, все просчитала. Но кто же мог предположить такое? Никто.
– Пригласи девочку, Герман.
А это уже серьезно, старуха называла его по имени крайне редко, и этот факт сейчас ему не понравился.
– Сейчас, Герман. Будь добр.
Он вышел на лестницу, нарочито громко хлопнув дверью – Императрица потом обязательно сделает замечание по этому поводу, ну и плевать. Вдохнул поглубже, успокаиваясь и только тогда обратил внимание на шум, доносящийся снизу.
Дверь Леночкиной квартиры осаждал Вельский, причем делал это как-то совсем по-идиотски, барабаня кулаками в обивку, пинаясь и матерясь, с каждым словом все громче. Германа он заметил, лишь когда тот, положив руку на плечо, велел:
– Успокойся.
Успокаиваться Вельский не желал, наоборот, матюкнувшись, попытался ударить, красиво, картинно, с размахом и грозным словом. В общем, Герман успел врезать первым, сначала в мягкое подбрюшье, а потом, добивая, в рожу. Хрустнул нос, полилась кровь, и Вельский, заскулив, разом подрастерял былой пыл.
– Домой иди, – попросил Герман, чувствуя к этому моральному уроду нечто сродни благодарности. Раздражение, накопившееся внутри, исчезло, а ненависть к старухе снизилась до обычного градуса.