Хромой из Варшавы. Книги 1-15

Бенцони Жюльетта

— Они же все обчистили! — простонал коллекционер. — Их надо догнать!

Отчаяннейшим усилием им удалось отодвинуть стену, заваленную кучей обломков. Она поддалась так внезапно, что все трое буквально вывалились наружу.

Тут же раздались два выстрела, по счастью, оба мимо.

Хотя их появления ждали, но ни Альдо, ни Десмонд не дали захватить себя врасплох. Еще не успев подняться, они уже произвели ответные выстрелы.

В китайской комнате царил невообразимый беспорядок.

Шесть человек в черном, загруженные мешками, торопились к выходу, шагая прямо через груды разбитого стекла и обломков деревянных рам, под прикрытием непрерывного огня. Его открыл высоченный китаец, видимо, их предводитель. У бронированной двери произошла заминка, поскольку все

стремились пройти в нее одновременно. Понимая, что затор в дверях — это просто подарок судьбы, Альдо тщательно прицелился и уложил одного из бандитов на подходе к двери. Пуля, выпущенная лордом Килрененом, задела плечо предводителя отряда, отступавшего к двери. Он выругался и тоже выпустил пулю, вполне возможно, последнюю. Позади Альдо раздался крик, но он не стал оглядываться, а плашмя упал на человека, который уже готов был исчезнуть за дверью. Борьба была свирепой, но недолгой. Силы противников были почти равны, и все же китайцу удалось в какой-то момент выскользнуть из рук Альдо, однако тот последним усилием вцепился в него, и китаец протащил его за собой до лестницы, а потом ухитрился нанести ему сильный удар ногой, и Альдо разжал руки. Оглушенный, он успел только заметить, как лорд Десмонд с неожиданной ловкостью перепрыгнул через него и помчался вслед за грабителями.

Альдо не последовал за ним: сейчас самым главным было проследить, чтобы не захлопнулась дверь. Почти тотчас же он услышал выстрелы, а затем приказ бросить оружие и поднять руки вверх, произнесенный на великолепном английском языке. Вздох облегчения вырвался у Альдо, и он даже позволил себе улыбнуться.

«Надо сказать, что мы прекрасно сделали, предупредив Уоррена о своем отъезде и о том, какого рода приглашение мы получили», — подумал он, продолжая улыбаться.

Но тут же мучительное беспокойство стерло улыбку с лица князя. Адальбер! Почему его нет рядом? Где он? Ему вспомнился хриплый крик, который он услышал, бросаясь вслед за китайцем, и сердце у него сжалось. А что, если его друг?.. Он поторопился вернуться в комнату и тут же увидел своего друга — тот стоял на коленях, склонившись над чем-то, что Альдо не мог сразу рассмотреть из-за кучи железа и стекла.

— Ты ранен? — крикнул он, пробираясь среди обломков к Адальберу.

— Нет. Иди сюда и посмотри!

Хриплый крик испустила леди Мэри, и это был ее последний крик. Она лежала на полу в обрамлении своего черного каракуля, грациозно откинув белокурую головку с выбившимися из-под шапочки волосами. Пуля поставила ей на лоб красную точку, похожую на ту, что рисуют себе индийские женщины. На губах красавицы застыла полуулыбка. Может быть, она улыбалась алмазу, который сиял в ее полураскрытой ладони и ради которого она была готова пожертвовать всем…

Теперь и Альдо опустился на колени и наклонился, чтобы поднять камень, из-за которого вновь совершилось убийство.

— Не трогай! — сказал Адальбер, осторожно закрывая серые глаза леди Мэри. — Я уже заменил его. Это ненастоящий…

Снаружи возле замка полиция графства под предводительством полковника Картнея и шефа полиции Уоррена вместе со слугами лорда занималась арестованными бандитами.

В главаре их полковник узнал некоего Ян Ена, родного сына покойного Ян Чанга.

А в это время в нескольких шагах от полицейских машин лорд Десмонд лихорадочно подбирал свои сокровища, выпавшие из брошенных мешков. Лорд смеялся и одновременно плакал от радости и совершенно не обращал внимания на все, что творилось вокруг. Он не оставил своего занятия и тогда, когда Морозини подошел к нему и сказал, что жена его убита…

Значение имел только драгоценный нефрит, которого Сент-Элбенс едва не лишился!

Поглядев на его блаженную улыбку, Альдо повернулся и спросил Уоррена:

— Он что, с ума сошел?

— По моим соображениям, если еще и не сошел, то это скоро случится, — меланхолично ответил тот.

Накануне отъезда в Венецию друзья пригласили Уоррена пообедать в «Трокадеро», но тот откровенно им признался, что предпочел бы насладиться в тишине и покое кулинарными талантами Теобальда. Терпеть на протяжении целого

вечера любопытные взгляды нескромной публики, которая еще не пришла в себя после громкого процесса над леди Фэррэлс, было птеродактилю невмоготу. Так что обсудить и прокомментировать последние события друзья собрались за паштетом с трюфелями и курицей «Валле д'Ож» в уютной гостиной в Челси.

Трагическая смерть леди Мэри побудила Скотленд-Ярд после консультации в самых высоких инстанциях обойти молчанием ее роль в убийстве ювелира Хэриссона. Украденный камень был найден возле нее, и никто не стал разбираться, при каких обстоятельствах он там оказался. Главное, что полиция оказалась на высоте, и король, которому сообщили о найденном алмазе, дал понять, что он против нового аукциона: слишком много драм и скандалов было связано с предыдущим. Король сам выкупил камень у наследников Хэриссона, и отныне «Роза Йорков» должна будет занять свое место в Тауэре среди сокровищ Короны. О том, что существуют два алмаза, настоящий и поддельный, знали теперь только Морозини, Видаль-Пеликорн и, разумеется, Симон Аронов — Адальбер не зря принял меры предосторожности и закрыл потайную комнату лорда Десмонда перед приходом полиции.

Не приходилось опасаться и настоящего владельца камня, рассудок его помрачился. Его пришлось отправить в одну из самых дорогостоящих психиатрических клиник, о которых мало что известно широкой публике. Там, среди своего обожаемого нефрита, он и будет жить, пока не выздоровеет — что очень маловероятно, — или пока господь бог не смилостивится и не призовет его к себе… Состояние его будет находиться под государственной опекой.

— Олд-Бэйли потерял в нем великого адвоката, — подвел итог Гордон Уоррен, согревая ладонями хрусталь, в котором золотился выдержанный душистый коньяк. — Надеюсь, что перед отъездом леди Фэррэлс позаботилась выплатить ему гонорар.

— Даже если нет, не так далеко она уехала, — сказал Альдо, щедро наливая себе коньяк. — Девон не на краю света.

Желтые глаза «птеродактиля сузились: он с наслаждением вдыхал аромат согретого коньяка.

— Девон не край света, но когда речь идет о том, чтобы пересечь Атлантический океан, то можно уже говорить о довольно далеком расстоянии…

— Атлантический океан? Она отбыла в Америку?

— Да, пожелала познакомиться со своей невесткой. Только не говорите мне, что она не позвонила вам или не прислала прощальную записку. Это было бы просто невежливо, зная, сколько сил вы потратили на нее…

Альдо отыскал сигарету и зажег ее, постаравшись, чтобы друзья не заметили, что руки у него слегка дрожат. Зато голос князя был спокоен и ровен:

— И тем не менее это так. Вы первый сообщили мне о ее отъезде. Разумеется, мне это не слишком приятно, но, поверьте, ни на какую благодарность я не рассчитывал.

— Даже на спасибо? Хорошо, однако, быть аристократом! Служить даме, как рыцарь прошлых времен, только ради красивого жеста — такое не часто встречается!

— Будет вам, Уоррен! Но вот такая спешка мне все-таки непонятна. Почему она так торопилась покинуть Англию?

Познакомиться с новой невесткой, безусловно, важно, но плыть через океан в декабре месяце просто опасно. Почему она не могла дождаться весны?

— Весенние бури бывают похуже зимних, — задумчиво заметил Адальбер. — Но может быть, спешил граф Солманский? Может быть, ему казалось, что Девон слишком уж близко к Лондону? Особенно после самоубийства юной Салли?

В самом деле, на следующий день после освобождения своей хозяйки Салли Пенковская покончила с собой, приняв смертельную дозу веронала. В письме, которое оставила бедная девушка — простенькая горничная богатого дома, — она написала, что не хочет жить после смерти Ладислава Возинского, которого полюбила от всего сердца. Она признавалась также, что сказала на суде не правду, надеясь избавить возлюбленного от преследований полиции, и просила за это у бога прощения. Общественное мнение, подогретое газетами, становилось все менее благосклонным к леди Фэррэлс — пусть не повинная в конкретном преступлении, она приобрела репутацию роковой женщины, которая сеет вокруг себя смерть.