Хромой из Варшавы. Книги 1-15
Шрифт:
Выйдя из-за колонны, донья Луиза величественно подошла к Альдо. Он поклонился, а женщина спросила:
— Вы действительно принесли подлинное священное ожерелье?
— Нет ни малейших оснований в этом сомневаться, — ответил Морозини, снова выкладывая камни на парчовую скатерть.
При виде изумрудов в серых непроницаемых глазах доньи Луизы вспыхнул огонь, и она рухнула на колени, вытянув вперед дрожащие руки.
— Простите меня за то, что я сомневалась в вас, князь Морозини! Вы совершили чудо! Где же были священные камни?
— Они были спрятаны среди
— Кто же их туда положил?
— Женщина, которая ее ненавидела, и которой было известно наложенное на изумруды проклятие. Она хотела, чтобы императрица погибла.
— Камни действительно сыграли свою роль, потому что Шарлотта умерла безумной. Но в будущем только чистые руки смогут коснуться кетцалитцли Пернатого Змея, и они вернут ожерелье на землю предков, и ее слава и доброе имя будут восстановлены. Благодарю тебя, о Уицилопочтли, бог богов, за этот день, вернувший нам надежду!
Все еще стоя на коленях, донья Луиза запела что-то медленное и мрачное, но мелодия прерывалась вскриками, напоминающими победный клич. Все слушали ее, никому в голову не приходило прервать эту песнь, пришедшую из глубины веков.
Только когда женщина замолчала, согнувшись, опустившись на пятки и подняв высоко над головой изумруды, раздались совершенно неуместные аплодисменты.
Аплодировал, разумеется, последний из Солманских.
— Браво! Вы могли бы иметь успех в мюзик-холле, но нам пора переходить к делу. Мы достаточно повеселились!
Быстрым движением он вырвал изумруды из рук доньи Луизы, повертел их в руках и спокойно убрал в карман.
У пожилой дамы от возмущения перехватило дыхание. Она гневно вскрикнула и хотела подняться. Вряд ли бы ей это удалось, если бы Альдо не поддержал ее. Она поблагодарила его взглядом и воскликнула:
— Должно быть, вы потеряли рассудок! Согласно нашим договоренностям, вы не должны были даже дотрагиваться до священных камней!
Солманский с кривой усмешкой пожал плечами:
— Наши договоренности? У меня такое впечатление, что они существовали только в вашем воображении, милая дама, и в воображении этого бедняги дона Педро. Я всегда работал только на себя…
— Что вы такое говорите? Но вспомните, когда Мигель привел вас к нам в Нью-Йорке…
— Ах, да! Признаю, я сделал все, чтобы очаровать вас, и подыграл вам, как только понял, что ваша семейная история даст мне то, о чем я мечтал. Я получу огромное состояние и отомщу человеку, которого ненавижу…
— Не пытайтесь вспомнить, о ком идет речь, донья Луиза. Он говорит обо мне, — подсказал Альдо. — Этот жалкий тип считает, что я перед ним в долгу…
— Не стоит все сваливать в одну кучу. Все будет сделано так, как я решил. Сейчас я хочу радоваться моей удаче.
— Потому что вы получили изумруды? — презрительно спросил Альдо. — Не стоит забывать о проклятии, которое висит над ними. Почему вы так уверены, что вас оно не коснется?
— Видите ли, я не намерен оставлять камни себе, я их продам… за астрономическую
— Насколько мне известно, на него вы не имеете никаких прав!
— Я лично не имею, согласен, но всеми правами обладает его вдова. Это позволило нам неплохо жить, продавая время от времени те или иные безделушки… Продадим и остальное. Мы получим отличную прибыль!
— Вашей прибылью станет разочарование. Пока все считали, что Вобрен исчез, его жена могла действовать по своему усмотрению. Но теперь ее официально признают его вдовой, и, следовательно, будет открыто дело о наследстве…
— И что же? Открыто, закрыто, какая разница? Все и так принадлежит ей.
— Вот в этом вы ошибаетесь… Ей принадлежит только часть, оговоренная законом, и ничего более.
— Нечего мне сказки рассказывать! Не государство же заберет имущество Вобрена?
— Нет, все отойдет его наследнику. Представьте себе, таковой имеется. Он упомянут в официальном завещании, которое хранится у нотариуса мэтра Бо. Вобрен был холостяком, но у него есть внебрачный сын, которого он признал!
— Пустяки! Мы опротестуем завещание. Представляю себе этого наследника, мы легко запугаем мальчишку!
— Он прокурор республики!
Про себя Альдо отчаянно молился, чтобы это все еще оставалось правдой. Ведь после необъяснимого исчезновения Фожье-Лассаня в этом никто не мог быть уверен. Вполне вероятно, что он находится среди тех «остальных», о которых упоминал Солманский, намекая на присутствие в доме других пленников. Но Морозини не смог отказать себе в извращенном удовольствии увидеть исказившееся от ярости лицо его врага. Этому плоду тайной любви Романа Солманского и Адрианы Орсеоло не хватало породы его родителей!
Но Грегори уже взял себя в руки:
— Что ж, еще одного придется убрать!
— Убийства — это ваша специальность, не так ли? На вашем месте я бы не сбрасывал со счетов французскую полицию и подумал бы о том, что смерть наследника ничего не изменит для госпожи Вобрен. Потому что в этом случае будет открыто наследство вашей новой жертвы. Вы от этого ничего не выиграете, кроме возможности сложить голову на эшафоте!
— Не радуйтесь заранее, я американец!
— Едва ли ощущения от электрического стула окажутся приятнее. И потом, на нем умирают дольше! Шеф нью-йоркской полиции Фил Андерсон с радостью потребует вашей выдачи…
Все это Альдо произнес совершенно спокойно и даже миролюбиво, чем вызвал еще большую ярость Солманского. Он принялся отдавать приказы на разных языках, требуя, чтобы его пленника связали и заткнули ему рот кляпом. Это было проделано с отменной ловкостью, и связанного князя, словно куль, швырнули на пол. Он упал у ног доньи Луизы. Женщина сидела в кресле и молча плакала, не утирая слез. Грегори, стоявший в нескольких шагах от нее, снова достал ожерелье и любовался им в свете свечей, на мгновение забыв о тех, кто на него смотрит. Донья Луиза нагнулась к Морозини и прошептала: