Хроника гнусных времен
Шрифт:
Кирилл пожал плечами, и Гриша остался на месте. Так они сидели и молчали, и Кирилл начал мерзнуть уже всерьез, и темнота над светом одинокой лампочки стала как будто прозрачней и выше, и тогда на крылечко вышел давешний врач, Сергей Сергеевич, и остановился, прикуривая из сложенных, как в молитве, ладоней.
— Жив, жив, — сказал он из-за ладоней, — надо теперь смотреть, что с мозгом. В воде пробыл больно долго, а так жив. В сознание не пришел, конечно, но дышит сам.
Гриша посмотрел на Кирилла так, как будто это он, Гриша,
Кирилл поднялся со ступеньки и зачем-то отряхнул мокрые и грязные джинсы.
— Он точно… жив?
— Точно. — Врач, смешно задрав полу халата, сунул в карман зажигалку. — Хорошо, что привезли сразу.
— Я… у меня нет с собой денег, — сказал Кирилл быстро, — я привезу. Вы до которого часа?
— До восьми, — буркнул врач, — надо же, светает уже. Это ваша машина?
Кирилл посмотрел на свою машину и кивнул.
— Хорошая машина, — одобрил врач, — отличная. Как называется?
Кирилл некоторое время вспоминал.
— «Субару», — сказал он наконец, — я сейчас съезжу. Привезу деньги.
— Прямо сейчас вы можете сказать мне спасибо. А деньги завтра. А то еще разобьетесь, мне под конец дежурства вас придется зашивать, а мне неохота. Честно. Устал.
— Нет, — сказал Кирилл упрямо, — нет, сегодня.
— Тебе бы домой. — Гриша тоже поднялся с бетонной ступеньки. Он был одного роста с Кириллом, но примерно раза в два шире. — Там небось переполох.
Переполох. Да, очень возможно. Как это он не подумал?
— Когда он придет в себя?
— Я не знаю, — сказал врач раздраженно, — может, завтра. Может, послезавтра. Если у вас есть деньги, значит, аппарат можно из города привезти. А если нет, придется очереди ждать и тогда уже больного в город тащить. Не знаю я, когда он в себя придет!
— Какой аппарат?
— Какой! Компьютер для томографии мозга. Такой аппарат. Обыкновенный.
— Деньги есть, — сказал Кирилл, — а когда он нужен, этот аппарат?
— Чем раньше, тем лучше. Завтра привезете — хорошо. Вы тогда спросите у дежурного врача, и он вам все объяснит.
— А вы не можете объяснить? — Кириллу было страшно, что завтрашний врач ничего не поймет и ничем Сергею не поможет.
— А у меня дежурство заканчивается. Да не волнуйтесь вы! Все нормально. Привезете компьютер, посмотрим, что там у него. И зачем его среди ночи в воду понесло? Вроде трезвый, а в легких воды полно! Головой, что ли, стукнулся?
— Не знаю. — Кириллу хотелось курить, и он выудил из кармана совершенно мокрую и мятую пачку. Посмотрел на нее и швырнул в кусты.
— Поехали, — предложил Гриша, — по пути все обсудим.
Кирилл не очень понял, что именно Гриша собирается обсуждать с ним по пути, но послушно пошел за ним к своей расхристанной машине.
— Про деньги-то не забудьте, — весело и негромко сказал врач с крыльца.
— Не забудем, — пообещал почему-то Гриша, в спину подталкивая Кирилла. Тот сел за руль и запустил двигатель.
— Сам-то
— Доеду.
В молчании они выбрались с больничного дворика и выехали на пустую шоссейку. Кирилл включил отопитель и повернул на себя решетку. Ему было так холодно, что чуть-чуть дрожали руки, и свинцовый шар в голове разбух до размеров футбольного мяча.
— Тебе бы поспать, — сказал Гриша, сосредоточенно глядя на дорогу.
— Если б ты вчера не дал мне по башке, — сообщил Кирилл угрюмо, — мне было бы сейчас значительно лучше.
Гриша искоса взглянул на него.
— Я ж не знал, что это ты. — Он как будто извинялся. — Я смотрю — лезет кто-то…
— Ты — раз, и по башке.
Гриша опять взглянул на него и промолчал.
— Ты меня на уголочке высади, — попросил он некоторое время спустя, — я к заливу пойду, заберу Дика.
У съезда с шоссейки Кирилл притормозил, но Гриша почему-то из машины не вышел. Они сидели и молчали. Кирилл грел ледяные ладони над решеткой отопителя.
— Я пошел, — сказал наконец Гриша и не тронулся с места.
Кирилл молчал, грел руки.
— Что за дела у вас творятся?
Кирилл пожал плечами.
— Сам справишься или, может, подмогнуть чем?
Кирилл посмотрел на него. Он тоже был весь мокрый — до подмышек клетчатая рубаха была одного цвета, а выше другого, — но почему-то не трясся в ознобе. Короткие темные волосы наивно торчали надо лбом и на висках. У него были очень темные глаза, и пролезшая щетина делала его похожим на разбойника с большой дороги.
Кирилл машинально потер собственную щеку, колючую и холодную.
— Ты же видел, как я справляюсь, — наконец сказал Кирилл и поморщился, — ты из своих кустов никого не заметил?
— Не заметил. Если б заметил…
— Ну да, — пробормотал Кирилл, — конечно.
Двигатель негромко урчал, свет мощных фар упирался в стволы старых Лип, и небо было уже не черным, а сизым, предутренним.
— Вот что, — сказал Кирилл, — ты приходи под вечер. Часов… — он посмотрел на голое запястье, на котором, конечно, не было никаких часов, — в шесть. Может, я к тому времени разберусь хоть в чем-нибудь. А если нет, значит, все. Поезд ушел.
— Мне к вам нельзя, — ответил Гриша очень решительно, и стало понятно, что он ни за что не придет. — Я не могу.
Кирилл вдруг разозлился так, что даже перестал мерзнуть:
— Не можешь, тогда сиди со своей собакой! И дверь запереть не забудь. Все. Пока.
— Пока, — пробормотал Гриша, выбрался из машины и с трудом выволок левую ногу.
— Черт с тобой, — глядя в лобовое стекло на удаляющуюся спину, сказал Кирилл.
Он нажал на газ так, что из-под колес брызнули камушки, и вывернул руль. В зеркале он видел Гришину спину, которая некоторое время двигалась вдоль дороги, а потом пропала в кустах.