Хроника одного дежурства, или Один день из жизни провинциального хирурга

Заболотько Александр

Предыдущие сутки дежурили Иван Николаевич – хирург с большим стажем и колоссальным опытом и молодые хирурги: Анатолии и Игорь. Ответственные хирурги редко докладывали, чаще “отдувались” молодые. На сей раз – очередь Анатолия.

Он проработал уже около трех лет и докладывать умел. Вскользь “пробежал” по поступившим в другие отделения больным, за то подробнее остановился на госпитализированных в их отделение. И все равно подробностей было мало. С этим мирились, иначе пятиминутка длилась не пять минут, а пол часа и дольше. Вот когда больных поступало сравнительно мало, дежурные хирурги докладывали подробнее и основательней.

Сегодня среди “новичков” тяжелых больных не было,

хирурги в основном работали в приемном отделении. В последнее время увеличилось число так называемых “амбулаторных” больных, то есть таких, которые не нуждались в госпитализации, но поликлинические хирурги по тем или другим причинам направляли их на консультацию к стационарным. Почему их стало больше? Ситуацию никто не анализировал, с ней просто мирились, когда тяжелых больных было мало, и “бурчали”, если их оказывалось слишком уж много и с ними надо было заниматься. А в субботу и воскресенье приемное отделение и вовсе превращалось в поликлинику, хотя их и в городе хватало.

Сейчас Константин Александрович в основном занимался абдоминальной хирургией, то есть хирургией брюшной полости. А раньше ему больше нравилась система чередования, когда хирурги работали определенный период в гнойном отделении, затем занимались плановой абдоминальной хирургией, потом – “экстренкой”. Каждый период обычно длился около трех – четырех месяцев, одним из периодов была работа в поликлинике. Теперь с удовольствием о том времени вспоминал.

Смена обстановки, характера работы – своя специфика, она необходима, и как разрядка для хирургов, работающих в стационаре, и как школа, где учились и осваивали амбулаторную хирургию. То, чем занимался хирург в поликлинике, во многом зависело и от него – его характера, усталости, желания – и от возможности поликлиники. Хирурги, прошедшие школу поликлиники, отличались от “чисто” стационарных: лучше ориентировались в разнообразии заболеваний, в их “запаснике” было больше вариантов лечения. Все-таки, как ни говори, узость рамок работы накладывает на хирурга отпечаток: с одной стороны, специализация позволяет глубже изучить проблемы какого-то раздела хирургии, но с другой – сокращается широта хирургических знаний. Где она, золотая середина, которая устроила бы всех: и хирурга, и больного, и медицинское учреждение? Что до него, он абсолютно не жалел, что пришлось заниматься другими разделами хирургии. В конечном итоге все это повлияло на его формирование как хирурга.

Теперь чередования не было. И ему было жаль хирургов поликлиники: однообразная многолетняя работа, весьма специфическая, при полной невозможности профессионального роста. Очень часто их работа напоминала терапевтическую. А хирург-рукодел прежде всего, ему просто необходимо делать что-то руками, и как можно чаще.

По себе Константин Александрович знал, что даже после небольшого перерыва (болезнь, отпуск) теряются техника, сноровка, интуиция. Приходилось наверстывать. Зато, когда достигаешь пика мастерства, сам удивляешься, насколько все точно, красиво, оптимально получается.

Хирурги за время дежурства вскрыли несколько гнойников, прооперировали два аппендицита без особенностей и ушили перфоративную язву. То есть выпало обычное, среднее дежурство. И дополнительным вопросам взяться неоткуда.

Пятиминутка прошла быстро, врачи стали расходиться, и ординаторская опустела. Какое его ожидает дежурство? Судя по предыдущему опыту и интуиции, будет оно “плохим”. Он ощущал затишье перед бурей. За редким исключением, спокойное дежурство обычно чередовалось с бурным и насыщенным. Правда, бывало, и несколько подряд дежурств, иногда неделю – две, протекали спокойно, в обычной рутинной работе. Но затем все равно они “компенсировались”

несколькими напряженными дежурствами. Слушаешь порою годовой отчет о проделанном – и поневоле начинаешь себя и других хирургов уважать – сколько всего сделано!

Но он не стал готовиться к худшему варианту, к нему он всегда готов.

Вошел Никита. В отделении было мало курящих хирургов, среди них – и Никита. Сейчас он тоже перекурил, резко запахло сигаретным табаком. Константин Александрович давно “воевал” с курильщиками, и надо сказать – небезуспешно. Во всяком случае, осталось у них только три курящих хирурга. Остальные – или от осознания вреда дурной привычки, или от его агитации – курить бросили. Остались самые стойкие, и он продолжал с ними борьбу, надеясь на полный успех. “Вредностей” на их работе и так хватало.

Когда-то он тоже курил. И надо же было однажды поспорить! Результат – не курит пятнадцать лет. Уже через месяц после последней сигареты почувствовал себя лучше: исчезла одышка даже при серьезной физической нагрузке, улучшились сон, аппетит. И сейчас, когда начинают напоминать о себе прожитые годы, он понял, насколько был бы плох, если б продолжал курить. Правда, до сих пор, пусть редко, но приходят сны, в которых он курит, и с удовольствием. Как навязчивы и живучи вредные привычки! Поневоле начинаешь уважать человека, который смог самостоятельно справиться с одной из них.

– Константин Александрович, вы пойдете на обход? – спросил Никита. Он знал, что Константин Александрович традиционно, прежде всего, обходит раннее им прооперированных больных. Вопрос был чисто риторическим.

– Да, только переоденусь. А ты посмотри поступивших, которых передали нам для дальнейшего наблюдения. Я их тоже посмотрю, только позже.

Никита вышел, а он стал во второй раз переодеваться, но уже полностью: надел сменный больничный костюм, халат, сунул фонендоскоп в карман и вышел из ординаторской.

Он всегда был в курсе состояния всех больных, которых принимал и кому оказывал первую помощь, а тем более – кого сам оперировал. Послеоперационных в тот момент было шесть. Ему не хотелось мешать палатным врачам, поэтому пошел к пациентам, лежавшим в дальних палатах, где обход делали в последнюю очередь.

– Здравствуйте, женщины, – произнес, входя в палату. Он никогда не называл пациентов больными.

– Здравствуйте, доктор.

– Ну, как дела, Валентина Петровна? Что беспокоит?

Женщине было семьдесят три. Страдальческое выражение лица, глаза чуть приоткрыты, бледная. Сразу было видно, что в кровати не двигалась: то ли боялась, то ли больно, или то и другое вместе.

– Лучше, доктор, лучше

– Не вижу, Валентина Петровна, что-то все-таки беспокоит

– Так и должно быть, наверное. Операция же была. Побаливает, где рана и где выходят трубочки.

Константин Александрович внимательно осмотрел больную: склеры глаз не сухие, обычной окраски, язык влажный, обложен белым налетом, пульс немного учащен, живот при пальпации болезненный во всех отделах, но больше вокруг послеоперационной раны. Внимательно послушал перистальтику – не очень четко, но, прослушивалась. Газы не отходили, да и рано. Диурез достаточный. Для вторых – третьих послеоперационных суток он оценил состояние больной как средней тяжести с тенденцией к улучшению. Иными словами, все пока шло обычно. Больная больше сама боялась активизироваться, чем ей что-то мешало. Как обычно, дал ей советы и попросил подойти к нему родственников, если они придут. Да, бывало и так: пожилого человека прооперировали, а никто из многочисленных родственников его не навещал, хотя в их помощи больной всегда нуждается, и особенно в первые, самые тяжелые дни.