Хроника польская, литовская, жмудская и всей Руси
Шрифт:
Глава 7. О сыновьях и дочерях Гедимина и их уделах.
О разорении Прусской земли Локетком с Гедимином и с венграми и о последней победе и убиении Гедимина под Фридбургом.
Вельможному пану
пану Миколаю Тальвашу 1 ,
каштеляну жмудской земли и прочее
Глава первая
Гедимин или Гидзимин 2 Витенович, великий князь литовский,
Год 1315
Князья, паны и бояре литовские и жмудские, по обычной языческой церемонии напоследок отпраздновав погребение своего великого князя Витеня или Виценя на виленских жеглищах, съехались в Кернов, где после долгих совещаний, видя его сына Гедимина мужем в расцвете лет и не раз испытанного в рыцарских делах против крестоносцев, единогласно избрали его и возвели на великое княжение Литовское, Жмудское и Русское и присягнули ему от всех сословий как истинному наследнику (wlasnemu dziedzicowi) в году 1315 при римском императоре Людвиге и папе Иоанне XXII 3.
Летописец русский так ведет свой простой рассказ: при польском короле Владиславе Локетке, прусском магистре Карле Тревирском 4 и других был великий князь Гедимин по смерти отца своего Виценя на великом княжестве Литовском, Жмудском и Русском, а сидел в столице отца своего Кернове. И поднялись против него прусские немцы и инфлянты (ливонцы), и вторглись со множеством немецкого люда в Жмудскую землю, желая ей завладеть и на ней осесть. А великий князь Гедимин не успел быстро собрать против них войска, ибо только начал править, и послал гетмана своего с немногими людьми на замок Кунасов, который ныне зовется Ковно (Каунас), укрепить его по причине огромной мощи крестоносцев, а был это гетман его Гаштольд и т. д.
Но прусский магистр Карл фон Трир с великим маршалом Генрихом фон Плоцке 5, с помощью лифляндского магистра 6 и других вспомогательных полков [германской] империи, разделив свои войска натрое, беспрепятственно разоряли и огнем и мечом воевали всю Жмудскую землю и силой взяли замок Юрборк (Юрбаркас, Георгенбург). Потом осадили главный каунасский замок, ночью и днем непрерывно штурмуя его и подкапывая башни. И хотя Гаштольд с литовцами и жмудинами достаточно храбро оборонялся, [временами] беря верх, но немцы настойчиво и упорно ломились на стены (na blanki sie darli) частью по лестницам, частью через двери, выбитые таранами, и так своим множеством одолели утомленных литовцев. А замок Кунасов (Kunasow) взяли и, обобрав, сожгли его, воинских людей посекли, женщин забрали в неволю, взяли там же в плен и Гаштольда, виднейшего гетмана литовского. А Гедимин не мог так скоро собрать войска для равной битвы против столь ужасающей мощи прусской, ливонской и всей Немецкой империи, не мог оказать помощи терзаемой Жмуди; поэтому прусские крестоносцы завладели всей жмудской землей, оторвав [ее] от Литвы, а ливонские курляндской. И назначили своих старост в жмудских замках и немецких солтысов 7 во всех волостях, как о том более пространно упоминают ливонские хроники и русские летописцы, хотя ни Петр из Дусбурга, ни Меховский не пишут, что в то время крестоносцы заняли всю Жмудь, а только [о том], что сожгли Бисенский, Медникский и другие замки.
Гедимин, великий князь литовский, очень встревоженный этими поражениями и утратой жмудской земли, однако, к счастью, не падая духом (nie rospaczajac), а мужественно снося невзгоды, быстро собирал войско из своих людей. А выкупая из неволи своего гетмана Гаштольда, послал за него магистру Карлу тридцать тысяч золотых и так его вызволил, и снова поручил ему командовать всем войском. И все-таки в том же году [он] не мог выступить в большой поход против немцев, будучи ими очень ослаблен и обескровлен отнятием Жмудской земли, откуда литовские войска прежде черпали главные силы и подкрепления.
Но прусский магистр (должен быть Карл, а не Генрих, как пишет Меховский в кн. 4, гл. 13, стр. 218), расхрабрившись от первых успехов, вернулся в Литву с еще большим немецким войском и, быстро разделив полки и загоны на четыре части, распростер свою разрушительную мощь еще шире, чем прежде. И много повятов литовских, до этого дня ни разу не тронутых крестоносцами,
Потом, в 1316 году, когда хлеб уже дозревал на полях и близилась жатва, прусский великий маршал Генрих Плоцке в четвертый раз вторгся в Литву и, захватив два литовских замка, Юнигеду и Писту (Ingydy i Pisteny), сжег их, а хлеб по всем волостям либо вытоптал, либо выжег.
Желая отомстить за эти кривды, некий литовский пан Давид 8, гартынский или гродненский староста, с восемью сотнями вооруженных всадников вторгся в Пруссию, где разорил повят Унсдорф (так у Меховского и Длугоша, а немец Дусбург зовет его Вохенстолф) и, набрав трофеев, возвращался в Литву. Но комтур Капиова (а может, Тапиау) Ульрих Дрейлебен, догнав его и разрушив сначала мост, вступил с ним в битву, в которой немцы убили пятьдесят пять (а Дусбург пишет 45) литовских казаков и отбили пленных. Тапиау, а не Капиов, от Кенигсберга в 5 милях, как я сам измерял 9. Дусбург пишет, что это было в 1319 году.
В это же время Болеслав, князь брестский и легницкий, с Конрадом, князем глоговским и олесницким, вели в Силезии междоусобную войну и в конце концов Конрад, разоренный войной, дошел до такого убожества, что [носил] холщовый плащик и не имел ни одной лошаденки. Длугош, Кромер (кн. 11), Меховский и другие. Потом за два княжества, Глоговское и Олесницкое, взял по милости [своего] победителя Болеслава два местечка, Любуш и Волаве, для спасения от нищеты. А Болеслав, князь брестский и легницкий, из-за своей расточительности потом тоже пришел в такую нужду, что вынужден был вместе со своими владениями подчиниться чешскому королю Яну (Люксембургскому).
И за определенную денежную сумму оставил [в залог] вроцлавским горожанам своего сына, которого потом выкупили легнищане, его подданные. И со знатью случаются чудеса, а не только со слугами.
Глава вторая
О счастливом успехе литовском, поражении крестоносцев, возвращении Жмуди из-под власти немцев и о долгом жмудском празднике.
Год 1315
Страдания Жмуди. Когда крестоносцам в Литве повезло так, что всю жмудскую землю приневолили строгим ярмом, к которому не привык этот народ, воспитанный в вольности, [они] жестоко притесняли несчастную Жмудь тяжким, а точнее, скотским, трудом, невыносимыми податями, поборами и насилиями над несчастными девушками и женщинами по своей спесивой [прихоти]. К тому же они расквартировали по волостям войска и роты кнехтов и рейтаров, так что каждый человек должен был содержать и подобающе кормить по их желанию троих, а то и пятерых пьяных кнехтов, а сам временами и путры 10 не имел, обязанный предоставить обожравшемуся кнехту женщин, девушек и все свое имущество. В то время жмудины часто и как будто наяву вспоминали об утраченных вольностях, которыми издавна пользовались под [управлением] литовских князей, и, постоянно вздыхая, не иначе как те евреи, которые, сидя у рек Вавилонских, с плачем вспоминали Сион, они часто взывали к литовцам, давним своим побратимам, о вызволении из этого тяжкого ярма.
Гедимин же, великий князь Литовский, уже имел наготове не последнее войско, собранное из литовцев, русских и татар, с которым он расположился лагерем между Юрборком и Каунасом (Konasowem) или Ковно. Как я и сам видел, в те времена недалеко за Юрборком над Неманом был орденский замок Христмемель, а потом Рагнета, Тильзит и Клайпеда вплоть до моря. Из этих замков [немцы] почти весь Неман отняли было у Литвы. Однако [Гедимин] уважал многократно засвидетельствованную силу и мощь немецких панцирных (zbrojnych) войск, поскольку крестоносцам помогала вся Империя. Поэтому не смел вступить с ними в открытую и решительную битву в поле, а только досаждал немцам постоянными набегами в тесных закоулках, выбирая время, место и подходящие условия (pogode) и ожидая на помощь еще большего войска из Полоцкой и Новогрудской Руси. И грызли его тяжкие мысли при зрелище милой отчизны, столь жестоко разоренной крестоносцами, когда еще дымились недавно сожженные дворы, села и фольварки, а волости так и стояли пустыми, потому что люди были частью перебиты, а частью уведены в полон вместе со своим добром.