Хроника смертельного лета
Шрифт:
«Guardian, – вспомнила она про подарок Булгакова. – Боже, куда я его дела?»
Он оказался в ящике комода, стоявшего в прихожей, она сунула его туда, сняв с руки, едва вернувшись домой после обеда с Сергеем. А сейчас, еле удерживая устройство в руках, она пыталась вспомнить последовательность кода.
Она с трудом попадала пальцем по нужным кнопкам, по несколько раз сбиваясь и начиная набирать номер заново. Наконец ей удалось ввести нужную комбинацию цифр. Она сжимала в руках маленький аппарат, как будто цепляясь за последнюю надежду выжить. И поэтому,
– Серж! – Она почти рыдала. – Приезжай, Серж! Мне страшно! – Ее голос сорвался, и она могла только шептать.
– Сейчас, – услышала Катрин в ответ жуткий, чуть надтреснутый голос, – сейчас я приеду, querida, жди меня… Ложись в постель и жди.
Не дослушав, она шарахнув рукой сразу по всем кнопкам. Ее трясло, и зубы выбивали звонкую дробь. Ледяное оцепенение охватило Катрин. Сидя на полу напротив входной двери, она обостренным, как у раненого зверя, слухом различила звук лифта, остановившегося на этаже.
– Помогите, – в отчаянии прошептала женщина. – Помогите, ради Бога!
Отчетливый скрежещущий звук ключа, сунутого в скважину и поворачиваемого кем-то осторожным и медлительным… Дверь, словно сопротивляясь, стала открываться.
– Ты что здесь расселась, да еще голая?! – спросил Орлов, заходя в квартиру.
– Ты почему не спишь? Что ты здесь устроила?
Она молчала, прижимая к груди металлический браслет.
– Я за сигаретами выходил, – сказал он, помогая ей подняться, – сигареты у меня кончились. А это что у тебя?
– Guardian, – ответила Катрин и, проваливаясь в душную темноту, повисла на его руках.
– Послушай, не ходи туда! – Глинский встал у него на дороге. – Тебе не стоит смотреть на это.
– Она умерла? – Виктор не ответил, но одного его взгляда Сергею хватило, чтобы понять: случилось самое страшное.
– Этого не может быть! – покачал он головой. – За что – Алену?
Они стояли около лифта. Дверь в квартиру была распахнута, и незнакомые люди входили и выходили. Сергею показалось – все это происходит не с ним, что изматывающий кошмар вот-вот кончится. Алена разбудит его на работу, так как он в очередной раз не услышит будильника, и он поймет – ему никто не звонил, он не гнал, как сумасшедший, по улицам спящего города, и перед ним теперь не стоит Виктор, удерживая его на месте.
…Жена Булгакова лежала на полу около кровати. Вернее, лежало то, что от нее осталось – искромсанная плоть в жалких обрывках ночной рубашки. Копна рыжих волос слиплась в сплошную массу. Одна из домашних туфелек, слетевшая с ее ноги, валялась здесь же, в черной луже. Зубов, спешно вызванный Виктором, стоял посреди комнаты, растерянно озираясь по сторонам и чувствуя, как тоскливый гнев, словно удав, сжимает кольца вокруг горла. Всего два месяца назад эта рыженькая медсестра сидела перед ним на допросе и отчаянно защищала право хранить врачебную тайну. Как знать, если б она дала показания
– Действительно, был звонок на сотовый Булгакова в час три минуты, – сказал Зимин, поднимая голову от телефонного аппарата, но номер не определился. Значит, звонили либо из автомата, либо с компьютера. Скорее, из автомата – тут уж точно гарантия того, что его не смогут засечь.
– Скорее всего, из автомата где-то поблизости. Уж слишком мало времени у него было, он не мог предположить, что Булгакова задержит ГИБДД, – согласился Зубов. – Жень, – он повернулся к Зимину, – возьми ребят из отделения, они знают все телефонные автоматы поблизости. Снимите со всех отпечатки пальцев. Хотя, скорее всего, он их стер.
Глинский хмуро смотрел на помертвевшее лицо Булгакова. Не похоже, что сейчас с ним можно общаться. Белый, как мел, он, казалось, ничего не видел и не слышал. Булгаков сидел на ступеньке, вытянув длинные ноги. Виктор осторожно потряс его за плечо.
– Сергей, – позвал он, – Сергей, ты меня слышишь? Кому ты рассказывал про то, что оперировал моего отца?
Булгаков наморщил лоб, пытаясь вникнуть в суть вопроса. Видимо, не получилось, так как он мотнул головой и опустил ее на сжатые до судорог кулаки.
– Я убью эту сволочь, – глухо пробормотал он, – я найду его и убью собственными руками.
– Приди в себя, – голос Виктора звучал тихо, но настойчиво. – Я его найду, клянусь тебе. Так кому ты говорил? Не обязательно кому-то из друзей, в принципе – кому-нибудь?
– Она была беременна, капитан, – Булгаков открыл больные глаза.
– Понятно, – Глинский полез в карман за сигаретами. – Ты поэтому и женился на ней?
– Я не жалел об этом, – прошептал Сергей. – Такая добрая и нежная. И она меня любила. А я, скотина, так и не сказал за те несколько недель, что мы прожили вместе, что я люблю ее.
– Постарайся успокоиться, – Виктор прикурил ему сигарету и сунул в сведенные пальцы. – И ответь, наконец, на мой вопрос.
– Какой тут, к чертовой матери, может быть покой! – заорал Сергей и шарахнул кулаком об стену, ободрав руку до крови. Физическая боль пронзила его, на мгновение заглушив боль душевную, и сознание чуть прояснилось. – Ланскому говорил. Больше никому.
– Где, когда, при каких обстоятельствах?
– Мы созванивались с ним вскоре после операции. Я находился дома. Никто не мог меня слышать.
– Ясно, – Виктор тяжело вздохнул. – Значит, никто, говоришь…
Он сел рядом с Булгаковым на ступеньку и тоже вытянул ноги.
– Когда мы приехали, то увидели, что дверь открыта, – произнес Виктор, – нам не понадобилось ее ломать. Скорая не успела, хотя мы ее с дороги вызвали… Она уже была мертва – примерно полчаса. Помочь ей было нельзя.
В этот момент что-то запищало в кармане шорт Булгакова. Поймав вопросительный взгляд Глинского, Сергей достал телефон. Увидев, кто звонит, он почувствовал, что у него скулы свело от ярости.