Хроника смертельного лета

Терехова Юлия Константиновна

– В больнице Зимин. Если что, он позвонит.

– Если что – что? – обозлился Зубов. – Если она умрет?

Глинский поднялся с колен и подошел вплотную к Зубову.

– Ты чего от меня хочешь? – угрожающе спросил он. – Хочешь, чтобы я ехал в больницу – так и скажи! Какого лешего ты ко мне цепляешься?

Зубов потер глаза. Что-то действительно его заносит.

– Пойду на кухню, побеседую с Рыковым, – сказал он, примирительно похлопав Глинского по плечу, – если что найдете, докладывай сразу.

– Слушаюсь, – Виктор, в общем-то,

прекрасно понимал состояние Зубова – самому хотелось набить кому-нибудь морду и желательно немедленно, пока переполнявшая его злоба на самого себя не задушила окончательно. Как они это допустили?

Олег сидел на высоком табурете у барной стойки в компании бутылки коньяка, которую он, видимо, позаимствовал в одном из многочисленных шкафов, и бокал. Зубов поморщился.

– Не надо было ничего трогать.

Но бутылку не отобрал: какой теперь смысл?

– Хотите? – кивнул Олег на коньяк.

– Я на работе, – отказался Зубов с явным сожалением: глоток коньяку – это как раз то, что ему было сейчас необходимо.

– Вы меня извините, – Олег одним глотком осушил бокал. – Я не мог удержаться. До сих пор поверить не могу. Анна… наша Анна. Вы бы видели… Она жива?

– Операция еще не закончилась, – ответил Зубов. – Расскажите, Олег Львович, что вы увидели, зайдя в квартиру.

– Ничего. Было такое ощущение, что никого нет. Тишина стояла мертвая. Мертвая… – его передернуло.

– А потом?

– А потом мы втроем зашли в гостиную… Анна лежала, как тряпичная кукла, которой поиграли, позабавились, а потом бросили. Да еще этот жемчуг хрустел под ногами.

– А что это за жемчуг? – спросил Зубов. – Как он там оказался?

– Откуда я знаю? Это у Ланского надо спросить.

– Спросим… Что дальше?

– Дальше Мигель и Ланской подхватили ее и понеслись вниз. А я вызвал милицию. Ах да, еще я звонил Сержу Булгакову. Слава Богу, сегодня его дежурство, и он не был на операции. Серж велел, чтобы Анну везли в Склиф, но Антон и Мигель уже и так направлялись к нему.

– Ну да, ну да… – кивнул Зубов. Его взгляд упал на руки Олега, на его пальцы в бурой запекшейся крови.

– У вас руки в крови… – произнес он машинально и содрогнулся от жуткого смысла своих слов.

Олега тоже проняло. Он посмотрел себе на ладони, а потом на Зубова.

– Господи, действительно… Только сейчас заметил. Могу я помыть руки?

– Эксперт должен соскоб взять, – пробормотал майор.

– А как вы, Олег Львович, сюда попали? – спросил он.

– Я позвонил вчера Антону и напросился в гости. Я всегда был к ним обоим очень привязан. У меня появилось острое желание их увидеть. И я рассчитывал рассказать им о моих подозрениях.

– Подозрениях? – вскинулся Зубов. – У вас есть подозрения? Поделитесь?

Олег замялся.

– Мне бы не хотелось. Зачем вам подозрения дилетанта? Они, честно говоря, ничем не подкреплены.

– И все же? О ком вы говорите?

– Это либо Кортес, либо Орлов. Причем

Кортес вызывает у меня сейчас больше подозрений. Мне страшно говорить о моем друге такое, и я бы никогда не посмел подобное произнести, если б не Анна, вернее, то, что с ней случилось. Когда мы с Антоном подошли к квартире, Мигель ошивался под дверью в крайне возбужденном состоянии. Можно сказать, злой, как собака. Он нагло заявил, что пришел в гости. Но если ты явился без приглашения и тебе не открывают – логично уйти. А он еще возмущался, что ему не открывают.

– Интересно, с чего бы это… – протянул Зубов.

– Когда я шел к Ланскому, я на сто процентов был уверен, что это Орлов, – на лице Олега не дрогнул ни единый мускул. – Вы же знаете, что он сделал с Катрин.

– Я не знаю, – поднял голову Зубов. – А откуда вам известно?

– Как это – откуда? Я видел ее на следующий день после той нашей злосчастной вечеринки, будь она неладна. Следы избиения очевидны. А кроме того…

Олег сжал окровавленные кулаки.

– Когда я увидел ее ноги в черных синяках, убить его готов был. Скотина. Да Орлов и не отрицал в разговоре с нами, что с ней сделал. Да еще словно гордился этим – как он круто с бабой своей разобрался.

– Да, разобрался он с ней действительно круто. Но теперь вы не так уверены, что это Андрей Орлов?

– Мне почему-то кажется, – Олег снял очки и устало потер глаза, – у этого подонка кишка тонка убить кого-либо. Ударить беззащитную женщину – да, даже изнасиловать – как выяснилось, да… Но убить – не знаю.

– Однако вы должны знать его лучше других, – Зубов, покосился на вошедшего в комнату Глинского. Тот положил перед ним лист бумаги – «Беллини Норма». Зубов поднял на Олега измученный бессонной ночью взгляд и повторил: – Вы знаете Орлова лучше, чем кто-либо.

– Думал, что знал, – Олег покачал головой. – И он никогда не был зверем. Сволочью изрядной – да, не спорю, но не зверем. Правда, люди меняются. Хотя нет, не так… Люди на самом деле не меняются. Но при определенных обстоятельствах в них пробуждаются черты, которые до того момента спали.

– Вы хотите сказать, что в Орлове проснулся зверь, разбуженный Катрин и Кортесом?

Рыков не ответил. Он налил себе еще коньяку и махнул его одним глотком.

– Быть может, – прошептал он, – быть может…

«Быть может, – согласился про себя майор, – проснулся в нем зверюга о трех головах, не ведающий жалости».

– Вы во сколько встретились с Ланским и где?

– У подъезда без пяти шесть и вместе поднялись в квартиру.

– На чем приехали?

– На частнике.

В кармане майора завибрировал мобильник. Звонил Зимин.

– Операция только что закончилась. Она в коме. Хочешь с Булгаковым поговорить?

– Хочу, – ответил Зубов и, поднявшись, вышел из кухни. Из холла он видел, как Олег плеснул себе еще коньяку, влил его в себя и уронил голову на руки. Его плечи вздрагивали.