Хроника убийцы короля [3 книги] [Компиляция]
Шрифт:
Вашет отправила меня к нему утром, и мы вместе готовили обед и болтали. Звали его Наден. Он рассказал мне, что провел десять лет среди варваров. Более того, он привез в школу более двухсот тридцати серебряных талантов, прежде чем покалечился и не смог больше сражаться. О последнем факте он упомянул несколько раз, я так понял, что для него это было предметом особой гордости.
Прозвонили колокола, в столовую потянулся народ. Наден принялся разливать сваренную нами похлебку, горячую и наваристую, с кусками говядины и морковки. Я нарезал теплый белый
Карсерет продемонстрировала свои чувства так, чтобы видели все. Достояла до головы очереди, сделала преувеличенный жест глубочайшего отвращения и ушла прочь, бросив свою деревянную тарелку.
Потом мы с Наденом принялись мыть посуду.
— Вашет говорит, у тебя плохо с фехтованием, — сказал он без какого-либо вступления. — Она говорит, ты слишком боишься за свои руки и от этого держишься неуверенно.
Жесткий упрек.
Я застыл от неожиданности, стараясь не смотреть на его искалеченную руку, и кивнул, не решаясь ответить вслух.
Он поднял голову от железного котла, который скоблил, и показал мне свою руку. Он явно сделал это нарочно, и лицо у него было жесткое. Тут я посмотрел на руку, отворачиваться было бы невежливо. На руке оставались только большой и указательный пальцы — достаточно, чтобы что-нибудь брать, но любая тонкая работа ему теперь была заказана. Половина кисти представляла собой сплошной корявый шрам.
Я заставил себя остаться невозмутимым, хотя это было непросто. В каком-то смысле я смотрел в лицо своему наихудшему страху Я остро ощутил, что мои собственные руки целы и невредимы, и с трудом подавил порыв сжать их в кулак или спрятать руки за спину.
— Минуло уже десять лет с тех пор, как эта рука держала меч, — сказал Наден. Гордость и гнев. Сожаление. — Я много думал о той битве, в которой лишился пальцев. Ведь мой противник даже не был искусным воином. Всего лишь какой-то варвар, ему бы лопату держать, а не меч.
Он пошевелил двумя пальцами. В каком-то смысле ему повезло. В Хаэрте были и другие адемы, у которых недоставало всей кисти, или глаза, или руки по локоть, или ноги по колено…
— Я много об этом думал. Как бы я мог спасти свою руку. Я думал о договоре, по которому я брался защищать барона, чьи земли были охвачены мятежом. Я думал: а что, если бы я не подписал того договора? Я думал: а что, если бы я лишился левой руки? Я бы не смог говорить, зато по-прежнему мог бы владеть мечом…
Он уронил руку.
— Но владеть мечом мало. Настоящему наемнику нужны обе руки. Одной рукой не сделаешь ни "любовник прыгает в окно", ни "спящего медведя"…
Он пожал плечами.
— Оглядываться назад — это роскошь. Это можно делать до бесконечности, но все это бесполезно. Я носил
Наден снова поднял свою искалеченную руку.
— Но я бы ничего этого не достиг, если бы жил в страхе лишиться руки. Если бы я ежился и уворачивался, меня никогда бы не приняли в Латанту. Я бы никогда не дошел до второго камня. Я остался бы цел, но стал бы меньше, чем я есть.
Он отвернулся и снова принялся скоблить котлы. Я, помедлив, присоединился к нему.
— Тяжело тебе? — спросил я вполголоса — просто не смог удержаться.
Наден долго не отвечал.
— Когда это только случилось, я про себя думал, что не так уж оно и плохо. Некоторые получают увечья пострашнее. Некоторые гибнут. Мне повезло больше.
Он набрал воздуху в грудь и медленно выдохнул.
— Я старался думать, что все не так плохо. Стану жить дальше. Но нет. Жизнь останавливается. Ты многое теряешь. Ты теряешь все.
Потом добавил:
— Во сне у меня всегда две руки.
Мы вместе домыли посуду, сохраняя общее молчание. Иногда молчание — единственное, что ты можешь предложить.
Целеана тоже меня кое-чему научила. А именно: бывают противники, которые не колеблясь ударят мужчину ногой, кулаком или локтем прямо по гениталиям.
Нет, не так сильно, чтобы искалечить. Она дралась с пеленок и в совершенстве владела контролем, который так ценила Вашет. Но это означало, что Целеана точно знала, насколько сильно следует ударить, чтобы я зашатался и скорчился, сделав ее победу совершенно бесспорной.
И вот я сидел на травке, мир вокруг был серым, меня подташнивало. Выведя меня из строя, Целеана сочувственно похлопала меня по плечу и весело ускакала. Небось опять пошла плясать между качающихся ветвей меч-дерева.
— Ты неплохо держался до самого конца, — сказала Вашет, усевшись на траву напротив меня.
Я ничего не ответил. Я, как ребенок, играющий в прятки, искренне надеялся, что, если зажмуриться и сидеть совершенно неподвижно, боль меня не отыщет.
— Да брось ты, я видела, как она тебя пнула, — снисходительно сказала Вашет. — Удар был не такой уж сильный.
Я услышал, как она вздохнула.
— Нет, если тебе надо, чтобы кто-то посмотрел и удостоверился, что твои сокровища целы…
Я хихикнул. Зря я это сделал. Немыслимая боль, свернувшаяся в паху, распрямилась и отдалась вниз, в колено, и вверх, в пупок. Снова накатила тошнота, и я открыл глаза, чтобы справиться с головокружением.
— Она скоро это перерастет, — сказала Вашет.
— Надеюсь… — прошипел я сквозь стиснутые зубы. — Гнусная привычка!
— Я не это имею в виду, — сказала Вашет. — Я хочу сказать, что она подрастет. И можно надеяться, что она будет распределять свое внимание по всему телу равномернее. Сейчас она слишком часто атакует в пах. Это делает ее предсказуемой, так ей слишком легко противостоять.