Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга I (сборник)
Шрифт:
– Куда ты, туда и я.
– Все уже решено, друг мой, – просто отозвался Валентин.
Значит, так и будет. Люциан останется в Академии вместе с остальными членами Круга. С наступлением темноты Валентин, Стивен, Майкл и Роберт выберутся из своих спален и отправятся в лес Брослин – преследовать стаю оборотней, которая, предположительно, может привести их к убийце отца Валентина. А прочие будут их прикрывать.
Все убежали в столовую обедать, оставив Роберта и Маризу одних. Девушка схватила любимого за руку и подтянула поближе.
– Ты будешь осторожен? – серьезным голосом
Девушка всем своим гибким телом прижалась к нему и поцеловала в шею. В этот момент, как Роберту показалось, он наконец-то понял до сих пор ускользавший от него смысл полного доверия, доверия к человеку, которому ты принадлежишь и который принадлежит тебе… Он наслаждался этим новым для себя чувством – ровно до того момента, как Мариза прошептала:
– Возвращайся ко мне целым и невредимым.
Возвращайся ко мне. Словно он ей принадлежит. Словно они уже женаты, у них есть дом, дети и целая жизнь вместе. Словно будущее предрешено.
Просьба Маризы, как и просьба Валентина, прозвучала так легко и непринужденно, будто оба были абсолютно уверены в том, что и как должно произойти. Роберту оставалось только надеяться, что когда-нибудь эта непринужденность передастся и ему.
Пока же нужно было играть роль – и играть тем убедительнее, чем меньше он в себе уверен. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь узнал правду.
Да, из Роберта Лайтвуда получился бы хороший преподаватель. Он тщательно отобрал информацию о том, как возник и как поначалу действовал Круг, и изложил революционные воззрения Валентина так кратко, что в его перечислении они напоминали список ингредиентов для сухого пресного пирога. Саймон, тративший все силы на бесплодные попытки установить с Изабель телепатическую связь, слушал вполуха. В душе он проклинал высокомерие, с которым Сумеречные охотники относились к магическим вещам – мол, «магия – это не для нас». Будь он магом, он привлек бы внимание Изабель одним щелчком пальцев. А будь он все еще вампиром, он пустил бы в ход вампирское обаяние, перед которым она точно не устояла бы… но об этом Саймону думать не хотелось, потому что следом неизменно возникал вопрос: каким же чудом ему когда-то удалось ее очаровать?
То, о чем рассказывал Роберт, его не очень интересовало. Саймон никогда особо не любил историю – по крайней мере, в том виде, как ее преподавали в школе. Она всегда напоминала ему рекламный проспект: все острые моменты тщательно сглажены, в учебники входит только то, что и так очевидно. У каждой войны – свои четкие причины; каждый диктатор, страдающий манией величия, – такое картинное, показательное зло, что начинаешь удивляться, насколько же люди прошлого должны были быть тупы, чтобы этого не замечать. Саймон не помнил практически ничего из собственных поступков в духе «так рождается история», но твердо знал одно: когда случаются такие события, то легко, чисто и просто это не бывает. История из учебников представлялась беговой дорожкой, стремительным прямым рывком от старта до финиша. Но настоящая жизнь больше походила на лабиринт.
Видимо,
– Изабель, я… э-э… может, мы могли бы…
Она одарила его сияющей улыбкой, и Саймону на мгновение показалось, что он зря так волновался. Но в следующий миг девушка заявила:
– Ты не хочешь представить меня друзьям? Особенно тем, что посимпатичнее?
Полуобернувшись, он увидел, что вокруг собралось уже полкласса. Мало кто мог спокойно пройти мимо знаменитой Изабель Лайтвуд. Впереди всех – Джордж с Джоном, причем последний только что слюнки не пускал.
Протолкавшись мимо Саймона, Картрайт протянул руку.
– Джон Картрайт, к вашим услугам! – Голос его так и сочился очарованием, как нарыв сочится гноем.
Изабель подала ему руку – и, вместо того чтобы одним ударом уложить Джона на лопатки или оторвать ему ладонь своим золотым хлыстом, позволила Картрайту поднести ее к губам и поцеловать. Она присела в реверансе. И подмигнула ему. И, что хуже всего, хихикнула!
Саймону показалось, что его сейчас вырвет.
Невыносимое отчаяние длилось и длилось: Джордж, покрасневший от смущения, попытался неуклюже пошутить; Жюли стояла молча; Марисоль отвернулась, делая вид, что ее это все не касается; Беатрис завела с Изабель бесцветную, но безупречно вежливую светскую беседу об общих знакомых; Сунил подпрыгивал где-то позади всех, чтобы обратить на себя внимание; а с лица Джона не сходила ухмылка. Изабель улыбалась и хлопала глазами с таким видом, что у Саймона внутри все переворачивалось. Надо полагать, именно этого она и добивалась.
По крайней мере, он надеялся, что она ведет себя так только для того, чтобы его позлить. Потому что о втором варианте – она улыбается Джону потому, что действительно хочет ему улыбаться, и сжимает его предплечье, потому что хочет почувствовать под рукой его твердые, как камень, мускулы, – Саймон не мог даже думать.
– Ну, и как же вы, ребята, тут развлекаетесь? – наконец спросила Изабель, глядя на Джона и кокетливо прищурившись. – Только не говорите «никак».
«Должно быть, я умер и попал в ад», – безнадежно размышлял Саймон.
– Ни здешние обстоятельства, ни местное население не способствуют развлечениям, – заявил Джон так напыщенно, словно не краснел сейчас, как помидор.
– Значит, сегодня вечером все изменится, – заявила Изабель, повернулась на шпильках и ушла прочь.
Джордж потряс головой и присвистнул.
– Саймон, твоя девушка…
– Бывшая девушка, – ввернул Джон.
– Она просто великолепна, – выдохнула Жюли. Судя по лицам, остальные были с ней согласны.
Саймон закатил глаза и побежал за Изабель. Догнав ее, он уже собрался взять девушку за плечо, но в последний момент передумал – когда имеешь дело с Изабель Лайтвуд, за такие поползновения можно и без руки остаться.