Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга I (сборник)

Клэр Кассандра

– Я могу тебе помочь, – сказал ему тогда Валентин. – Могу показать, что делать с твоим страхом.

Он сказал это так, будто и не было ничего проще. И, как ни удивительно, так оно и оказалось.

Валентин научил его мысленно отступать в тот уголок разума, где страх не смог бы его достать. Объяснил, как отделить себя от того Роберта Лайтвуда, который знал, что значит бояться, – а потом постепенно приручить эту слабую часть своего «я», вызывавшую у него такое отвращение.

– Твоя слабость тебя злит, и это нормально, – говорил

Моргенштерн. – Но ты используй эту злость, чтобы подчинить себе собственную слабость – а потом и все остальное.

Вот так Валентин спас ему жизнь. По крайней мере, ту единственную часть его жизни, которая что-то значила.

Роберт был обязан ему всем.

И по меньшей мере был обязан говорить ему правду.

– Тебе не нравится то, что я сделал, – тихо заметил Валентин, когда солнце выползло из-за горизонта. Майкл со Стивеном еще спали. Предыдущие несколько часов Роберт лежал без сна, глядя в темное небо и размышляя о случившемся. И о том, что ему теперь со всем этим делать.

– Думаешь, я потерял над собой контроль, – добавил Моргенштерн.

– Мы не защищались, – отозвался Роберт. – Это была не самозащита, а пытка. Убийство.

Он присел на одно из бревен, лежавших вокруг остатков костра. Валентин опустился рядом.

– Ты же слышал, что оно сказало. И понимаешь, почему об этом лучше молчать, – проговорил он. – Им давно следовало преподать хороший урок, вот только Конклав никак не мог набраться мужества это сделать. Знаю, что остальные меня бы осудили. Даже Люциан. Но ты… мы понимаем друг друга, ты и я. Ты – единственный, кому я действительно могу доверять. Ты нужен мне, чтобы сохранить все в тайне.

– Если ты так уверен, что поступил правильно, тогда зачем держать это в тайне?

Валентин негромко рассмеялся.

– Ты всегда такой недоверчивый, Роберт. За это мы все тебя и любим. – Его улыбка угасла. – Кое-кто из наших начинает сомневаться. В нашем деле, во мне… – Нетерпеливым жестом он отмел возражения, уже готовые сорваться с губ Лайтвуда. – Не думай, я не жалуюсь. Легко хранить верность, когда все легко и хорошо. А вот когда становится тяжелее… – Валентин помотал головой. – Я не могу рассчитывать на всех, на кого мне хотелось бы рассчитывать. Но на тебя-то я могу положиться?

– Конечно, можешь.

– Тогда ты сохранишь в секрете все, что произошло сегодня ночью. Никому не проболтаешься. Даже Майклу.

Позже – слишком поздно – Роберту пришло в голову, что, скорее всего, подобный разговор был заготовлен у Валентина для каждого члена Круга. Тайны надежно связывают людей, а Валентин был не настолько глуп, чтобы этого не понимать.

– Он же мой парабатай, – заметил Роберт. – У меня нет от него секретов.

Брови Валентина взметнулись – высоко-высоко.

– Думаешь, у него от тебя тоже нет никаких тайн?

Лайтвуд вспомнил прошедшую ночь. Вспомнил, как Майкл изо всех сил старался

не выболтать ему что-то важное. И это – только одна тайна. А кто знает, сколько их еще есть или будет?

– Ты знаешь Майкла лучше, чем кто-либо из нас, – сказал Моргенштерн. – И тем не менее, думаю, многое из того, что мне известно о нем, тебя бы сильно удивило…

Между ними повисла тишина. Роберт обдумывал услышанное.

Валентин не лгал и не хвастался. Если он сказал, что знает что-то о Майкле, значит, это правда.

Лайтвуда терзало искушение спросить.

Всего один вопрос.

Вопрос, ответ на который он одновременно и хотел знать, и не хотел.

– У каждого из нас найдется какой-то конфликт интересов, – между тем заявил Валентин, спасая Роберта от искушения. – Конклав хотел бы как-то изменить ситуацию, сделать ее более простой, но… Но это только лишний раз подтверждает, насколько они ограниченны. Я люблю Люциана, моего парабатая. Я люблю Джослин. Но если эти две привязанности когда-нибудь войдут друг с другом в противоречие…

Ему не надо было даже договаривать. Роберт и так понимал: Моргенштерн так любит своего парабатая, что в случае чего уйдет с дороги, не станет ему мешать. Но и Люциан так любит Валентина, что никогда не встанет у него на пути.

Возможно, некоторые тайны должны оставаться тайнами.

Он протянул Валентину руку.

– Даю слово. Клянусь. Майкл никогда не узнает, что произошло сегодня ночью.

Едва слова сорвались с языка, Роберт с запозданием подумал: а не совершает ли он ошибку? Но обратного пути уже не было.

– Твоя тайна мне тоже известна, Роберт, – как бы между прочим заметил Моргенштерн.

Слова эти прозвучали как эхо самых первых слов, сказанных им Лайтвуду, и в них Роберту чудилась усмешка.

– Кажется, мы с этим разобрались, – напомнил он.

– Ты трус, – заявил Валентин.

Роберт вздрогнул.

– Как ты можешь так говорить после всего, через что мы прошли? Ты же знаешь, я никогда не стану уклоняться от сражения или…

Валентин помотал головой, и он умолк.

– Речь не о физической трусости. Разумеется, нет. Когда речь заходит о риске, храбрее тебя не сыскать. И этой храбростью ты компенсируешь свою трусость, не так ли?

– Я не понимаю, о чем ты, – натянуто произнес Роберт, с ужасом сознавая, что нет, понимает – и даже чересчур хорошо.

– Ты не боишься ни ран, ни смерти, Роберт. Ты боишься самого себя и своей собственной слабости. Тебе не хватает веры – точнее, верности, – потому что твоим убеждениям не хватает силы. И я сам виноват, что ожидал от тебя чего-то большего. В конце концов, как можно верить в кого-то или во что-то, если не веришь в самого себя?

Роберту вдруг показалось, что Валентин читает его как открытую книгу. И эта мысль ему не очень-то нравилась.