Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга I (сборник)

Клэр Кассандра

Валентин скомандовал Майклу со Стивеном:

– Вы патрулируете периметр. На полмили от лагеря. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь из его чумазых дружков отыскал его тут по его вони. Мы с Робертом будем охранять пленника.

Стивен резко кивнул, как всегда, когда Валентин что-нибудь ему приказывал.

– А что будет, когда он очнется? – поинтересовался Майкл.

– Когда оно очнется, мы с Робертом зададим ему кое-какие вопросы о его преступлениях и о преступлениях всей шайки, – ответил Валентин. – А когда

получим все необходимые признания, передадим его Конклаву, чтобы ему назначили наказание. Такой вариант тебя устраивает, Майкл?

Впрочем, ответ его, казалось, совершенно не волновал, так что Майкл счел за лучшее промолчать.

Когда они остались одни, Роберт уточнил:

– Значит, теперь мы будем просто ждать?

Валентин улыбнулся.

Когда ему того хотелось, его улыбка могла заставить дрогнуть любое, даже самое заледеневшее сердце.

Но сейчас в улыбке Моргенштерна не было ничего доброжелательного. Она сочилась таким холодом, что Роберт с трудом удержался, чтобы не передернуть плечами.

– Я уже устал ждать, – Валентин вынул из ножен кинжал. Коснувшись лезвия из чистого серебра, ярко вспыхнул лунный луч.

Прежде чем Лайтвуд успел хоть что-то сказать, Валентин прижал кинжал плоской стороной лезвия к голой груди старика. Зашипела, сгорая, плоть, а следом раздался ужасающий вой – от жуткой боли пленник очнулся.

– Я бы не стал этого делать, – спокойно заявил Моргенштерн, когда черты лица старика стали заостряться, превращаясь в очертания волчьего силуэта, а на голой коже начал расти мех. – Да, я собираюсь причинить тебе боль. Но только перекинься в волка – и, клянусь, я тебя сразу же убью.

Трансформация остановилась так же резко, как и началась.

Старик мучительно закашлялся. Спазмы сотрясали его изможденное тело с головы до пальцев на ногах. Он был худым – настолько худым, что казалось, ребра вот-вот проткнут бледную кожу. Глаза ввалились, на усыпанном старческой пигментацией черепе оставалось лишь несколько жалких клочков седых волос. Роберт и не подозревал, что оборотни могут лысеть. В других обстоятельствах он, возможно, нашел бы в этом повод для веселья – но только не сейчас.

И ничего веселого никто бы не услышал в том звуке, который вырвался изо рта оборотня, когда Валентин провел острием кинжала от его ключиц до пупка.

– Валентин, это же просто старик, – нерешительно начал Роберт. – Может, нам…

– Послушай своего друга, – умоляюще прохрипел пленник. – Я тебе в дедушки гожусь.

Валентин наотмашь ударил его по лицу рукояткой кинжала.

– Это вообще не человек. Это чудовище, – проговорил он, обращаясь к Роберту. – И это чудовище делало такое, чего не должно было делать. Разве не так?

Оборотень, похоже, сообразил, что давить на жалость и ссылаться на преклонный возраст бесполезно. Он вытянулся и обнажил острые зубы. Из голоса его, когда старик заговорил, исчезли малейшие нотки мольбы.

– Кто ты такой, Сумеречный охотник, чтобы рассказывать мне,

что я должен делать, чего не должен?

– Стало быть, ты признаешься, – нетерпеливо перебил его Роберт. – Признаешься, что нарушил Договор.

Если бы оборотень сейчас просто признался, они могли бы наконец покончить со всем этим, передать пленника Конклаву и вернуться домой.

– Я никогда ни о чем не договариваюсь с убийцами и слабаками, – старик сплюнул.

– К счастью, мне и не нужно ни о чем с тобой договариваться, – отозвался Валентин. – Мне нужна лишь информация. Расскажешь то, что нам нужно, – и мы тебя отпустим.

Нет, они же решили все сделать иначе! Но Роберт благоразумно помалкивал.

– Два месяца назад на западном краю этого леса стая оборотней убила Сумеречного охотника. Где мне найти этих оборотней?

– И откуда же мне, интересно, об этом знать?

На лицо Валентина вернулась ледяная улыбка.

– Тебе лучше самостоятельно найти ответ на этот вопрос. Потому что иначе ты будешь для меня бесполезен.

– Что ж. Если хорошо подумать, то… да, наверное, я что-то такое слышал о том мертвом нефилиме, о котором ты спрашиваешь. – Из его горла вырвался лай, больше всего похожий на смех. – Хотел бы я быть там, чтобы увидеть, как он умирает. Почувствовать вкус его сладкой плоти. Знаете, что придает мясу такой удивительный вкус? Страх. Лучше всего вкус, когда они сначала плачут, – тогда получается сладость, но чуть-чуть соленая. Слышал, что этот ваш Сумеречный охотник рыдал, как девчонка. Трус, что тут еще скажешь.

– Роберт, открой-ка ему рот пошире.

Голос даже не дрогнул, но Лайтвуд знал, что сейчас Моргенштерн кипит от ярости.

– Может, нам на секунду…

– Открой ему рот.

Схватив старика за челюсти, Роберт развел их, заставляя пленника открыть рот.

Валентин прижал кинжал к языку вервольфа и держал так, пока вопль оборотня не превратился в скулеж, пока не вздулись его тощие мускулы, а из кожи не полез мех. Язык старика покрылся пузырями, а миг спустя, когда полностью перекинувшийся оборотень рванул веревку, привязывающую его к дереву, Валентин его отрезал. Изо рта хлынула кровь, но Валентин не остановился: он резко взмахнул кинжалом, рассекая тело волка пополам. Оборотень рухнул на землю; из глубокой раны на животе полезли кишки.

Валентин запрыгнул на корчившееся в муках тело. Он рубил и колол, взрезал кожу и срывал ее с плоти, обнажая белые как жемчуг кости. Моргенштерн не остановился, пока оборотень не перестал извиваться; пока не утихли сотрясающие его спазмы; пока он не растратил последние силы, пока взгляд его не стал безжизненным, а тело не приняло вновь человеческий вид. Теперь на залитой кровью земле лежал изможденный старик с бледной, обескровленной кожей; глаза его бессмысленно смотрели в ночное небо.

– Хватит, хватит, – Роберт повторял это слово, как мантру, почти неслышно, понимая, что это бесполезно. – Хватит, Валентин.