Хроники боевых ангелов. Часть 2.
Шрифт:
Глава 19. Беда.
У нас случилась беда. Айсфинг влюбилась. Был у нас один наёмник в отряде по прозвищу Риски, ничего особенного, кроме того, что рыжеват. В отличие от других бойцов, он не особенно любил шляться по публичным домам, злословить или напиваться. В свободную минутку он ложился на травке, устремлял взгляд в синеву небес и застывал так надолго. Именно это и привлекло внимание княжны. Поначалу ей было любопытно, о чём
На мой взгляд, парнишка был противный. Да, он не любил обсуждать недостатки товарищей на протяжении всего дня. Но зато он не отказывался от участия в травле, когда появлялась возможность затравить кого-нибудь из новичков или ребят послабее. О женщинах он говорил в самом потребительском ключе, с самым презрительным видом. Иными словами, это был обычный наёмник, в меру верный своей банде, в меру себе на уме. Когда стало ясно, что Айсфинг готова сделать для него все, что угодно, он не нашел ничего лучше, чем начать хвалиться перед другими наёмниками, что он может заставить Айсфинг сделать всё, что захочет. Иногда мне очень хотелось его убить.
Я пытался донести до княжны правду об истинном моральном облике её избранника, но она ответила мне, что он интересный человек и мечтатель, а я - приземлённая деревенщина. После этого разговора княжна начала меня избегать везде, даже в школе, а права входа в женскую казарму я к тому моменту уже был лишён.
В один из не самых лучших дней капитан наблюдал картину, как я распекал свой взвод.
– У вас всего три дела. Отчистить ржавчину с доспехов и оружия, почистить лошадей и привести в порядок форму. При этом вы вечно ходите в дырках и со ржавчиной. Какими вы были бы матерями, если бы жили в деревне? Там за день надо сделать сто дел! И скотина, и переборка зерна, и еда, и хлеб испечь, - вопил я. Наверное, я был слишком эмоционален, но для этого были все причины: у трёх четвертей взвода на оружии и доспехах была ржавчина, мечи тупые, а на лосинах дырки.
На следующий день капитан пригласил меня к себе и сообщил, что снимает меня с руководства взводом:
– Не считай за обиду, но ты ещё маленький. Ты фехтуешь хуже любого из наших бойцов. Верховая езда у тебя очень так себе. Чему ты сможешь их научить? Кроме того, у тебя нет права на них обижаться. Для солдат нормально быть ленивыми, сержантам нормально их подгонять. Это вечная борьба стихий. Обиды и истерики, как у тебя вчера, недопустимы. Кроме того, половину дня ты находишься в школе, взвод без присмотра. Впрочем, за тобой числятся и некоторые заслуги, и даже Долж три раза просил тебя наградить. Кроме того, я обещал, что все сержанты предыдущего отряда останутся сержантами с соответствующим денежным довольствием. Я долго думал, что с тобою делать. Пожалуй, я тебя повышу. Ты назначаешься нашим знаменосцем. Будешь носить хоругвь отряда с чином хорунжего. Получишь небольшую добавку к жалованию.
Мне оставалось только сказать:
– Благодарю вас, сударь.
– Есть ещё одно дельце, которое я хотел бы обсудить с тобою. Ты назначил Милиаки заботиться о новобранцах - девушках?
– Да, сударь.
– А почему мне не сказал? И не делай такое удивлённое лицо! Всё, что делается в отряде, делается только по моему приказу. Как ты думаешь, что, если мы назначим её сержантом?
– Она очень умная, сударь,
– Понятно. Командовать взводом и учить будет сержант Зингано. Но я бы не хотел, чтобы он входил в женскую казарму. Как думаешь, кого бы из девушек назначить сержантом первой части взвода?
– Махи. Она аристократка, её ещё дома учили фехтованию. Она дерётся без раздумий и имеет понятие о чистоте. На время отлучек я обычно её старшей оставлял.
– Я так и думал. Могу я попросить тебя вызвать их сюда?
– Так точно, сударь.
Глядя на мою унылую физию, девчонки приготовились к выволочке и пошли в штаб несколько испуганно. Зато вернулись сияющими, с сержантскими погонами.
Во время вечерней попойки по случаю нашего повышения я поделился своей грустью с Мурой:
– Что это за повышение? Торчать на виду у всего войска со здоровенной орясиной в руке, служить мишенью для всех стрел, и даже щит не поднимешь. И к вам не подойдёшь, в общую казарму теперь переезжать. А я с вами сдружился как-никак.
– Зря ты убиваешься. Ты теперь получаешься даже выше по чину, чем обычные сержанты. Будешь отираться рядом с начальством, в курсе всех планов и задумок. Может, и свою идею иногда подашь, дела тебе всякие поручать будут, а это уже почти офицер, - отругала меня Мура, - а ко мне ты всегда можешь придти. Кроме того, ты со взводом, может быть, и сдружился, а девчонки хнычут, что с тобою тяжелее, чем с надзирателями на руднике.
– Это со мной-то тяжелее? Да я половины ваших непослушаний не замечаю! Вы оспариваете каждый мой приказ, издеваетесь над каждым моим словом и в благодарность за каждую помощь говорите только "дурак - дурак". Да я просто душка по сравнению с другими сержантами! А и правда, пойду лучше знамя носить, спокойнее будет.
– Ну, я-то тебе всегда рада.
Последнее было правдой. Как-то так получалось, что все последние дни я болтал и шутил чаще всего с Мури. Хотя наедине мы не были почти никогда, в нашей компании постоянно были Махи, Мила, Вара, Мия, Брун, друг Бруна о прозвищу Лешак или кто-нибудь ещё.
Произошло мое "повышение" через неделю после первого урока танцев, а ещё через три дня княжна влюбилась. На этот раз она не стала держать свою любовь в тайне, как в школе. Первое время весь отряд крякал и вздыхал, когда Айсфинг вылавливала из общего котла на свою доску кусочки повкуснее и неслась с ними к Риски. Потом все привыкли, что они ходят вместе, и когда нужно было найти Айсфинг, спрашивали о её местонахождении у Риски, и наоборот. Рядом с Риски Айсфинг всегда улыбалась, а он вёл себя по отношению к ней надменно - насмешливо. Мне хотелось убить Риски много раз, и не из-за ревности, а за то, что за глаза он отзывался о княжне очень неуважительно: называл её "дурочкой", рассказывал, как заставлял делать за него разные дела, или насмехался над её не самыми удачными высказываниями.
Моя жизнь после повышения сильно изменилась. Поскольку теперь я не отвлекался на обучение взвода, меня засунули на дежурства на стене, как правило - в ночные вахты, чтобы не мешать школе. Желание поспать стало седьмым чувством.
Я попросил ставить меня в одну смену с Мури. Это позволяло совместить несение службы с изучением иностранных языков, которые нагрузил на меня капитан. Расписание дежурств женского отряда не совпадало с мужским из-за большего количества тренировок, поэтому иногда ко мне в пару ставили Милу или ещё кого-нибудь.