Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 1

Тушар-Лафосс Жорж

– Тише, монсеньор, – сказала госпожа де Шеврёз, слегка отталкивая Ришелье, – подумайте, ведь там королева.

– Я позабыл, потому что королева любви – здесь.

– Плохой протокол для государственного человека. Я очень пожалела бы вашу эминенцию, если бы ваши соперники Беккингэм и Оливарец могли услышать ваши любовные речи.

– У государственных людей, как и у всех других, есть свои страсти.

– Согласна, но необходимо, чтобы эта страсть у них была такого свойства, чтобы соответствовала общественному благу. Господин кардинал, надобно стараться не упускать

из вида будущее Франции – отпрыска, который должно привить к дереву Генриха IV, и будущее регентство, покорное вашей власти.

– Моя власть, надеюсь, будет могущественна для всех, но покорна вам. Да, я хочу с вами разделить…

– Увидим в свое время, что мы разделим… Приготовим сперва этот высокий удел…. Вы взяли с собой платье арлекина?

– Всё как есть с ног до головы, – отвечал Ришельё, раскрывая плащ.

– Хорошо! Панталоны зеленого трико без буфов, куртка красная бархатная, буйволовый пояс с большой медной пряжкой, серебряные колокольчики у колен, на руках кастаньеты. Но позвольте, вы должны были бы надеть ещё остроконечный колпак с погремушками.

– Вот он, – сказал кардинал, вынимая из-под плаща шутовскую шапку.

– Превосходно. Теперь, позвольте, я вам надену его к лицу перед моим зеркалом… Фи! Я не могу видеть этой красной скуфьи!…

И герцогиня отбросила ее далеко.

– Наряд этот очень смешон, но из самых странных вещей выходили иногда самые великие результаты.

– Конечно, монсеньор. А умеете ли вы плясать сарабанду?

– В этом не опытен. До сих пор, прыжки не входили в воспитание людей моего звания.

– Это смотря по обстоятельствам. Во всяком случае, оно входило в воспитание дамских угодников. При том же арлекин без сарабанды – то же, что толстый Гильом и Горгил без фарса, или лучше сказать – дипломат без притворства.

– Злая! Впрочем, если необходимо станцевать, я употреблю всё старание.

– Я люблю эту уверенность в себе; было бы странно, чтобы министр не был искусен во всём, чего не знает. Я пойду доложу королеве о господине арлекине.

– Но герцогиня, если бы Ришельё явился сперва, чтоб объяснить…

– Никаких объяснений, мы испортили бы этим эффект нашей панталонады… Будем страшиться повредить ещё скрытой звезде дофина.

– Вручаю себя вам, герцогиня.

– По третьему удару в ладоши, вы войдете, сбросив этот тёмный плащ, и я надеюсь в вашем полном успехе.

И госпожа де Шеврёз вошла в гостиную, где королева ожидала странного спектакля, приготовленного ей фавориткой. Сидя у двери и затаив дыхание, кардинал прислушивался условленных ударов; но как все было тихо, его эминенция подумал: «что сказал бы серьезный советник Филиппа IV, и гордый министр Якова I, узнав, что я в наряде паяца, у входа в гардероб, ожидаю приказания женщины, чтобы сыграть перед ней арлекинаду? Они посмеялись бы над моею слабостью; а между тем в этом дурачестве может быть столько же мудрости, сколько в глубокомысленных действиях моего министерства».

Послышался сигнал, Ришельё бросается в соседнюю комнату, плащ падает, арлекин появляется; он принимает позу полу-комическую, полу-грациозную, звенят бубенчики,

щелкают кастаньеты. Анна Австрийская и ее шаловливая фаворитка разражаются хохотом… Человек хитрейший в мире попался в глупую ловушку. Хотите довести достоинство до глупости – заставьте его влюбиться.

Госпожа Шеврёз села к шпинету [8] и заиграла прелюдию сарабанды, а королева, полулежа на диване, заливалась искренним смехом, что удваивало жар необыкновенного паяца.

8

Музыкальный инструмент.

– Вперед, господин арлекин, – сказала хорошенькая музыкантша: – мы ожидаем, начинайте!

При этих словах покорный прелат протянул ногу, закрутив руки, улыбнулся очень любезно и начал развивать грацию, насколько может внести ее в танцы член конклава.

– Смелее, монсеньер! – воскликнула герцогиня, налегая на инструмент: – Вот теперь хорошо. Бискомбаль Бургундского отеля не более как школьник перед вами.

И кардинал усилил прыжки и шутовские мины, кокетливо выставляя свои довольно тощие формы, обтянутые в шелковое трико. Наконец измученный усталостью после столь ревностной министерской деятельности, Ришельё упал к ногам королевы почта без движения.

– Ваше величество, – сказал он слабым голосом: – поверите ли вы теперь моей почтительной преданности, допустите ли мысль, что я способен сделать что-нибудь против вашего желания?

– Господин кардинал, отвечала Анна Австрийская, желая своротить разговор с того направления, которое хотел дать ему Ришельё: – я убедилась, что вы превосходно танцуете сарабанду.

– Право, если бы господин герцог не был кардиналом, приятно было бы видеть его танцором, прибавила фаворитка.

– Я считал бы за счастье быть всем, чем угодно вашему величеству, исключая равнодушия к вашим обожаемым качествам.

– Хороший танцор и любезный кавалер, – сказала, смеясь, королева: – вот что формирует два светские совершенства.

– Последнее рождается само собой при виде стольких прелестей.

– А! вот начинаются нежности арлекинады, продолжала королева притворным тоном.

– Сокровища всегда находят обожателей, – сказал пламенно Ришельё: – блеск их ослепляет, обладание ими упаяет, даже и тогда, когда только человек мечтает о них.

– Господин арлекин, сказала сухо королева: – маскарадные вольности имеют свой предел.

– Дайте ему волю, шепнула госпожа Шеврёз на ухо государыне.

– Если это привилегия сжигать у ног вашего величества фимиам пламенной страсти, я желал бы в душе, чтобы карнавал длился целую вечность.

– Я знаю вас за хорошего актера, господин кардинал, молвила королева, решившись продолжать шутку – но я не слышала, чтоб вы обладали таким превосходным талантом в том амплуа, какое занимаете в настоящую минуту.

– Это совсем не игра! воскликнула смелая маска, дерзнув поцеловать обнаженную руку, которой не отняли, хотя по ней и пробежала легкая судорога.