Хроники дошкодного возраста
Шрифт:
Авторы иллюстраций – аксёновы(е) инга +лёша (aksenovii.ru)
От автора
Все дело в том, что очень жалко ускользающих подробностей. Из деталей состоит жизнь, они совершенно драгоценны, но спросите себя, как вас спросят вас когда-нибудь ваши дети: а как это было? Каким я был? Как я стал таким? Как это, черт возьми, произошло?
Ты расскажешь своему взрослому сыну
Да, это в какой-то момент окажется невероятно обидно. И главное, ничего не изменить, не вернуть. Из памяти стираются целые миры. А ведь они были!
Чтобы такого не случилось со мной, я решил писать истории из жизни Андреича каждый день. И за последний год не пропустил ни одного. И меня переполняет сознание перевыполненнного долга.
Когда-то, 20 лет назад, в Ъ-Weekend я раз в две недели несколько лет писал о том, как взрослеют мои дети Маша и Ваня. Редко, преступно редко!
Они оба, кстати, фигурируют в этой книге, в этом дневнике тоже, и, между прочим, гораздо чаще. Но главный герой, конечно, – Андрей Андреич, Андрейка, Андре, Андрей. Один день – одна история. Одна жизнь.
Пишите дневники! Не теряйте миры! Не теряйтесь в них.
Я не теряюсь. Пишу. И буду.
Ноябрь
14 ноября
Необъяснимой магической силой обладает мультик на английском со школьным автобусом, где пассажиры – обезьянка, поросенок, котик, мишка и слон. Это слушают все дети с младенческого возраста. Это беспроигрышно. Это по 1500 раз подряд, короткий нервный перерыв на дневной сон – и опять 1500 раз подряд с несмелой детской одобрительной улыбкой.
И конечно, множество последователей в разных, а подозреваю, что во всех странах. И переводы – испанский, итальянский нравятся больше всего… Но почему же русский такой, какой он есть?! Ну почему?! Почему в оригинале папа успокаивает малыша словами «Ай лав ю!..», а в русском переводе – «Ай-лю-лю!..»
Нет, понятно, конечно, почему. Но почему?!
15 ноября
Утро начинается с того, что перед тобой возле стула за обеденным столом оказываются кроссовки. В доме нет собачки. Вернее, есть. И она принесла кроссовки и уже тянет тебя за руку, не замечая даже желанного куска хлеба на этом столе, потому что пора идти в машину. Ты берешь своего щеночка за руку и идешь, конечно.
В машине Андреич первым делом включает зажигание. Он делает это сам, а ведь это непросто для мальчика полутора лет: найти ключ, засунуть его куда надо и, главное, повернуть. Но все сделано. И радио тоже надо включить, прежде чем заработают дворники: сначала впереди, потом сзади.
Все, можно ехать. Но мы не едем. И он непонимающе смотрит на меня и разводит руками: почему? И в глазах вселенский, немыслимый укор. Как же так, отец? За что?
И он ведь уже рулит, и даже отчаянно. Он глядит сквозь лобовое стекло куда-то вдаль. И губы его что-то шепчут. И он уже не с тобой.
И все в твоей душе переворачивается. И ты трогаешься.
Да нет, нельзя же. Стоп, Андрей!
Это я себе.
16
Каково жить, когда каждый день что-то происходит с тобой первый раз в этой самой жизни?
Вот Андрэ приходит в магазин «Весна» на Новом Арбате. Не его, как говорится, инициатива. И его встречают красивые мужчины и женщины. И он, доверчивый, бросается к ним, чтобы поздороваться, потому что есть у него такая трагическая особенность, – а они ноль внимания. И это очень обидно. И он одной что-то даже кричит, чтобы обратить на себя именно это внимание. А она не реагирует. Вся в себе. И ему не объяснишь, что это манекен. Он подбегает к ней, дергает за дорогое платье и сразу несется за спину своей тети, которая вообще-то сама могла бы работать манекеном, вернее манекенщицей, да не захотела, потому что гордая была.
И потом, уже на выходе из магазина, он так стеснялся ее… Опускал глаза, обходил стороной. Ему неловко было, похоже, за свой энергичный жест.
И никогда ты ему не объяснишь, что эта девушка – ненастоящая. Что это такая огромная кукла. Нет, не объяснишь. И не надо. Он должен прийти к этому сам. И научиться сразу отличать девушку от куклы.
Я вот до сих пор толком не научился.
17 ноября
Даша и няня неистово учат мальчика сидеть на горшке. Ему это претит. Но эта настойчивость маниакальна. Удержать его на горшке любой ценой – вот задача, достойная сверхчеловека, каким я искренне считаю всякую маму, в буквальном смысле бок о бок прошедшую с ребенком его первые полтора года.
Но в конце концов сверхчеловеком из них двоих оказывается Андрей. Ибо он вырывается на свободу не просто так. Нет, он из туалета бежит в свою комнату, потрошит подгузники, забирает один из них и торжественно приносит его Даше.
Расслабься уже, мать, дает он понять. Есть же работающие ненасильственные технологии.
18 ноября
Я конечно, понимаю, как непросто Андреичу в этом жестком мире. Как он мается и борется. Вот, например, больше яблок сорта «Медовый хруст» он в жизни любит, может, только мать и отца (но и это не точно, а также желаемое за действительное). Где бы ни был и что бы ни делал, в какой-то момент он хватает меня за руку и тащит (потому что я упираюсь) к холодильнику. Он пока не может открывать его сам: какие-то восхитительно сильные магниты держат дверцу. Там, справа внизу, обычно лежит вожделенное. Но не всегда, ибо и «Медовый хруст» бывает конечен и не сразу возобновляем.
И вот в чем трудность жизни Андрея в таком периоде его раннего созревания. И как в таких адских условиях бороться и побеждать? Как донести до этих людей, что нет мочи никакой?! Он снова хватает меня за руку, опять тащит, и я знаю, куда, на полдороге бросает, потому что понимает, что без этого бессмысленного балласта будет быстрее, хватает с дивана книжку «Numbers», возвращается ко мне. Фу, почти все, дело почти сделано. Он открывает эту книжку и тычет в третью страницу. Там нарисовано большое яблоко.