Хроники дошкодного возраста
Шрифт:
В общем, за этим стулом и этим столом на коленях у отца не пропадешь.
И вот Андреич входит в столовую и видит, что именно этот решающий стул занял один мой засидевшийся в гостях товарищ. Из лучших, наверное, побуждений: самому хотелось закусить. И главное, к товарищу, которого Андреич видел раньше, никаких вроде вопросов, кран ведь такой хороший подарил, и все, казалось бы, понимает, не лезет в душу, и вдруг такое вероломство. Специально, что ли?
Нет, ну это же сразу рушится стройная картина мира, уходят горизонты, исчезают ориентиры, в том числе нравственные…
Да,
– Ну что, Андрюша, куда пойдем?!
А никуда. Просто вставай со стула.
Потом Андреич идет за мной, тоже берет за руку и приводит в столовую. Он показывает на стул: пожалуйста, садись, свободно!
Но я вижу: он чего-то недоговаривает. Методом прямых расспросов я выясняю, что предшествовало широкому жесту, и понимаю: он, конечно, хочет, чтобы я оценил. И, может быть, ждет какой-то особой награды. Он поборолся за нас обоих, пока меня не было, – и победил. И заслужил, похоже, чего-то серьезного.
Да, но чего? Я перебираю в уме все, что я могу для него сейчас сделать… Не то… Нет, не то… А, вот оно!
– Ну что, – спрашиваю я, – включаю «Гонки на Луне»?
И Андреич восторженно кивает.
Погнали!
12 декабря
Ну что ж, он овладел деревянными массажными роликами. По-моему, они предназначены для сауны.
Доподлинно не известно, где он их взял. Но факт в том, что они оказались у него в руках. Сначала Андреич принял их за машинку и долго катал по полу, жужжа что-то вполголоса. А потом мама показала ему их истинное предназначение. То есть продемонстрировала на себе.
И Андреич принял это близко к сердцу. Он понял, что это такое приспособление, от которого млеет его мама, особенно если она сидит на полу, ты катаешь ролики по ее спине, а потом переходишь на затылок. Все, раздается стон.
Радость в том, что мальчика не надо уговаривать. Он может делать это часами.
Проблема в том, что Андреич решил: это все работает только на маме. Ей он и делает этот массаж. То есть мне, например, категорически отказывается.
Так что это и правда проблема.
Моя.
Так, может, думают он и его мама.
Они еще не понимают, что это прежде всего их проблема.
13 декабря
Андреич насмотрелся мультиков про гонки. В одном гонка идет через специальную решетчатую поверхность. Машинки трясутся, но едут. Это примерно как то известное место на Красной Пресне, где асфальтированная дорога вдруг становится булыжной мостовой метров на 200. И все трясутся, но едут.
Еще одно такое место там, где Ильинка переходит в Васильевский спуск и идет к Большому Москворецкому мосту… Машинку жалко,
Ну и у Андреича такое место есть в мультиках.
И я все думал, чего он так демонстративно бесцельно слоняется с утра по дому. Ходит, вздыхает… Вряд ли устал. И вдруг просиял, схватил маленький сборно-разборный грузовичок и бросился с ним к окну. А там в полу батареи с длинной, во всю длину окна, решеткой. Точь-в-точь как в мультике. Это же именно то, что он искал.
И вот теперь меня преследует этот грохот не только из телевизора. Это Андреич преодолевает препятствия. Мочи нет никакой. А-а-а!!! Но законно: посмотрел, сопоставил, нашел.
Эх, если бы все препятствия в его жизни были такими же шумными и бессмысленными.
Не жизнь была бы, а очень счастливая жизнь…
Как сейчас.
14 декабря
Даша переживает, что Андрэ тянется к няне больше, чем к ней самой.
– Да он тебя воспринимает как единое целое с собой, – объясняю я Даше. – Как он может тянуться к самому себе?
И Даша улыбается.
Но вскоре тень тревоги снова пробегает по ее лицу.
– Что такое? – тревожусь и я.
– Он не называет меня мамой! А тебя называет! Татой!
– Ну пойдем, спросим у него еще раз, – предлагаю я на свой страх и риск.
И мы идем.
– Андрюша, скажи «мама»! – по-человечески просит Даша.
– Ам! – шутит он и сам смеется.
– Скажи «мама»! – хмурится Даша.
– Ам! – опять смеется он.
Я смотрю, дело неожиданно заходит слишком далеко, и лихорадочно соображаю, что же делать.
И тут он смотрит на меня и говорит с нежностью, показывая пальцем:
– Тата!
– Не папа! – отговаривает Даша. – Мама!
– Тата! – уже просто с вызовом повторяет мальчик, глядя на меня с еще большей теплотой.
Жизнь жесткая.
15 декабря
Андреич, одевшись сам, притащил, как обычно, мои кроссовки и даже помог надеть. Я хотел было взять его за руку, но он еще и на куртку показал: холодно же.
Мы вышли на улицу. Вокруг иллюминация. Все мигает и сверкает. Но ему, не буду врать, никакого до этого дела. Он идет к снежной горке и показывает мне: давай, залезай! Надо так надо. Я карабкаюсь, проклиная эту метельную погоду и обещая себе, что завтра опять начну ходить в бассейн… Забираюсь, встаю, горд собой, осматриваюсь на вершине и вижу, что Андреич счастливо смеется и аплодирует мне снизу. Потом спокойно обходит горку и идет дальше.
И тут меня пронзает ослепительная ясность. Я все понял. Я пал жертвой провокации, и далеко не такой уж примитивной. Мы накануне посмотрели мультик про гонки (я два раза, он шестнадцать). И там синий грузовичок, самый наглый, взлетает на гору, да там и остается, застряв. Не смог перевалить.
А желтый внедорожник благоразумно объехал горку и выиграл гонку-то.
И вот все то же самое Андреич только что проделал со мной, открыв для себя новую глобальную истину: умный в гору не пойдет.