Хроники Горана. Рассвет
Шрифт:
Так свидетельствует прелат Конон, силой своей веры оставшийся в живых после сечи. Я не склонен подвергать его речи сомнению, ибо многия свидетели, оставшиеся в живых, описывают сие событие аналогичным образом. Могу лишь добавить, что землетрясение ощущалось на протяжении тысячи верст от Дромадара, а деревеньки по границе волости были разрушены до основания. Из сотни тысяч нашего воинства выжила едва ли треть, а многия из оных лишились разума. А язычники пали все до единого...
'К вопросу сечи при Дромадаре'
Преподобный Феофан Костопольский
Хафлингесса... нет, гнома, мне так больше нравиться ее называть, полночи крутилась как юла и
– Ты всю ночь был рядом?
– Франка неожиданно проснулась и, облокотившись на подушку, возмущенно посмотрела на меня.
– Да.
– Это неправильно...
– буркнула хафлингесса.
– Я... я, в конце концов, мужняя жена. А... ведь ничего не было?
– Ничего.
– Все равно неправильно...
– Франка откинулась на подушку и с наслаждением потянулась.
– Ум-м... я так сладко спала...
– А я нет.
– Почему?
– гнома удивленно округлила глаза, но вдруг покраснела и натянула на лицо одеяло.
– Вот-вот...
– Вода, здесь есть какая-нибудь вода?..
– явно смущаясь, пробормотала она.
– Мне надо... надо...
– За стенкой мыльня. Помочь?
– Дурак, отвернись.
– Ты в платье.
– Все равно отвернись...
– И не подумаю...
– я рывком встал и направился в гостиную.
– Зараза... все мои вещи остались на острове...
– с возмущением завопила Франка за стеной.
– Как я волосы расчешу? Надо срочно посетить лавку...
– Пальцами, - в полголоса посоветовал я ей и стал выбирать себе ломоть ветчины поаппетитней.
– Сам так расчесывайся...
– хафлингесса все же услышала мои слова.
– А это... о чем вы с Влахием договорились?
– Он попробует все разузнать.
– Хорошо. Я в мыльню. И не вздумай заходить...
Я не ответил, так как ветчина оказалась просто превосходной. И холодная говядина с черносливом. И сыр. Особенно сыр...
Деликатный стук в дверь, пауза, после нее в комнате возник упомянутый Борбан Влахий. Или Влахий Борбан, что, скорее всего, правильней. Старикан находился в превосходном расположении духа, в буквальном смысле подскакивая как молодой козлик. Правда, изрядно благоухал перегаром.
– Вот, подорожная с отметками о въезде в город...
– на стол шлепнулся свернутый в трубку пергамент.
– Теперь стражи можно не опасаться. А после завтрака прибудет пара купцов с товарами, и вы примите приличествующий облик.
– Благодарю. А что удалось узнать?
– Многое...
– старикан, кряхтя, уселся в кресло и с сомнением уставился на бутыль в вином. Впрочем, сомневался он недолго, набулькал полный бокал и с наслаждением присосался. Допил до дна и, отфыркиваясь, пожаловался: - Уф-ф... Знаешь Горан, в чем преимущество практикующего чародея? У него никогда не бывает похмелья. А я... словом приходиться похмеляться. Но это тоже не самый худший вариант. О чем ты там спрашивал? Ага... много интересного узнал мой друг, много. Но начнем по порядку. Пропало три девы, помимо румийки Богунии, еще жмудинка Орыся, дочь местного аптекаря Гриця Шпака. Эта вышла ночью, простите, в сортир и не вернулась. Ну а третьей стала нупийка Сулия, дочь купца Селима. Но эта пропала не в Добренце, купеческий караван перехватили разбойники вчера вечером на большаке, по пути в столицу. Караван разбили, купцов знатно пощипали, хотя и своих положили с десятка
– И что же тогда связывает этих дев?
– из мыльни появилась Франка. Она сменила платье на парчовый халат и намотала на волосы большой тюрбан из простыни, напоминая восточную красавицу из моего прошлого мира. Из прошлого, потому что местных восточных красавиц я еще не видел.
– Окромя ихнего женского полу и целостности сосредоточия женской чести, ничего, - витиевато выразился мэтр Борбан и сам же расшифровал: - То бишь, непочатые они. Ну-у... румийка и нупийка точно, а вот про Орыську неуверен, ибо говорят, зело вертлявая девица была. Хотя всяко может быть. Это пока все, а в течении дня узнаю больше.
– Совпадение? Или нет? Для чего могли понадобиться девушки девственницы?
– Продать в Харамшит, для чего еще, - зло высказалась Франка.
– Там девицы в цене у местных биев.
Влахий с сомнением покачал головой:
– Это вряд ли. Румийка была не красавицей, это точно. Да и Орыська, тоже. Риск не стоит заработка. Смысла нет.
– А как бы мне поговорить с родителями пропавших девиц?
– поинтересовался я у Влахия.
– Надо же с чего-нибудь начинать поиск.
– Г-м...
– озадачился старик.
– А почему бы и нет. Я запущу слух, что прибыл знаменитый прознатчик из... скажем из Переполья. Тогда потерпевшие сами прибегут. И даже заплатят. А я на всякий случай добуду тебе лицензию на сыск, потому что могут поинтересоваться наличием. Есть некие связи. Да не смотри на меня так, все законно. Ну... словом, не подкопаешься.
– Хорошо. Мэтр Влахий, а что вы там говорили за купцов, больно уж неудобно в подштанниках и броне разгуливать.
– И мне, - поддакнула Франка и после паузы добавила: - Кое-чего... нужно...
Купцов, а вернее лавочников, долго ждать не пришлось, они уже дожидались за дверью. И сразу до предела захламили гостиную своими товарами. А затем, Франка наглядно показала, что значит в ее интерпретации понятие 'кое-чего'. Лавочники с ног сбились, даже посылали два раза подмастерьев за новыми нарядами, а мэтр Влахий успел исчезнуть и появиться назад с лицензией на сыск, выданной на имя Горана Ольградского из Переполья.
Оказывается, все частная деятельность в Серединных Землях, строго регламентировалась властями. Даже попрошайничать запрещалось без правильно оформленного документа. Так же строго следили за чародеями - творить чародейство без диплома и членства в одной из Лиг, являлось серьезным преступлением. Правда, подобное случалось чрезвычайно редко, так как владеющих Силой было очень мало, а всех одаренных специальные комиссии отбирали еще в детстве. Поэтому, на незаконном чародействе попадались в основном редкие недоучки из Академий, или изгнанные за какие-то провинности из Лиг. Кстати, на десять владеющих Силой женского полу, приходился всего один мужского, и чем подобное соотношение было вызвано, никто не знал. Но, как сообщил Влахий, чародейки имели на этот счет свое мнение, весьма нелестное для мужей.