Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...
Шрифт:
Если выдержал пребывание с ним в одном теле – переживёт и не такие мелочи, как быстрое отступление с поля боя.
В общем, единственные определённые сведения были только об одной. Наверное, ей хуже – одна, вынужденная притворяться, что ничего не произошло. А тануки уже успел решить быть ей братом, которого она заслужила, вместо того, индюка двоюродного.
Подобравшись, Шукаку постарался вспомнить дорогу. Не вышло. Что ж, поплутает. Сунув руки в карманы и подставив макушку под жаркое солнце, парень нырнул в ближайший душный и тенистый
Квартал Хьюга практически не понёс убытков; клан огрызнулся, защищая в первую очередь не селение, а самих себя и свои секреты. На заборе и воротах даже царапин от ножей и сюрикенов не было. Шукаку полюбовался на них и знак клана: похожий – или вовсе идентичный – рисунок припомнился ему на рукаве толстовки Хинаты, – и, хмыкнув, отправился искать чёрный вход. Или не чёрный, но просто любой другой – такие ворота настраивали на кучу охраны, вопросов, аудиенцию у главы клана и прочую не сдавшуюся ему чушь.
Да и как тут входить? Стучать? А в доме разве услышат? Или как в давние времена, когда приходил в гости к Ёко – ворота открыты, заходи и стучи в дверь непосредственно с веранды? Не, слишком сложно. У тануки никогда не водилось таких домов – слишком много их было, дети пустыни и ветра. Когда не были в городе, а всех сразу в городе не было никогда, они кочевали по барханам Живой или даже здешней пустыни, в краях, куда шиноби Суны и прочие люди заходить боялись, так как пропадали там люди, а голубые колдовские огни заманивали на смерть в руки совсем другого народа.
Тануки повезло быстро. Двигаясь вдоль забора, парень быстро наткнулся на менее помпезную дверь. Вот тут уже и стучать можно, и позвать прилично. Шукаку, не жалея, опустил кулак на доски:
– Эй, есть кто дома?!
Кричал парень во всю силу лёгких, поэтому его услышали. Хината повернула голову на звук, подняв взгляд от книги, которой пыталась отвлечься в ненужном окне свободного времени, но чернильно-тёмные изображения демонов-асуров к этому не располагали, пускай день стоял ясный и яркий. Голос девочка узнала: вскочила, бросила книгу и побежала к выходу.
Ко, открывший наружную дверь, был всего лишь преградой. Легко юркнув у него под рукой, Хьюга, прыгнув, ведь не доставала по росту, повисла на шее у Шукаку, крепко сжимая руки и жмурясь. Парень засмеялся и обнял её тоже, оторвав от земли.
Хината, согнув ноги, прижалась щекой к его щеке и не могла скрыть радость встречи. На Ко было абсолютно всё равно; потерялось ли стеснение по дороге, умерло ли под гнётом волнения и неосознанного страха за него тоже.
Шукаку лучился.
– Да живой я, живой, – смеясь, заверил он: так жалась к нему его названная сестра. Теперь он точно в этом не сомневался.
Хьюга что-то пробормотала и от щеки ткнулась ему в шею. Держать её, маленькую и лёгкую, в руках сложности не представляло. Скорей, приятно. Парень подмигнул недоумевающему соклановцу Хинаты, который смотрел, но деликатно не вмешивался.
Ко долго всматривался. Наконец, он узнал спасителя и
Хьюга не любили оставаться в долгу.
Парень отпустил Хинату. Вспомнив о Ко, девочка смущённо замялась, а ещё щёки порозовели. Ко не обратил на это внимания – свою подопечную он знал лучше, чем её родной отец – и низко поклонился.
– Я должен выразить благодарность от лица всего клана Хьюга. Я не могу выразить, как мы признательны за сохранность старшей дочери и наследницы нашего клана, прошу простить, что не знаю вашего имени…
– Шикаку, – брякнул тануки в растерянности.
Перед ним никогда так не кланялись.
– Ко-сан, не надо… – неуверенно произнесла Хината. Мужчина послушно выпрямился, ощущая, что сделал правильно.
В конце концов, это он, помимо всего прочего, телохранитель Хинаты. Шикаку выполнил его обязанности. Но Ко самому было стыдно: даже будь он женат, то он не завёл бы детей, ещё до рождения обречённых быть с клеймом вторых на лбу. Старшая из дочерей Хиаши стала ему родной.
– Да чего уж там, – пожал плечами Шикаку. – Обычное дело.
Хината улыбнулась уголками губ и ласково посмотрела на Ко.
– Мы друзья, – негромко сказала она.
Шиноби понимающе кивнул.
– Только тихо, ваш брат собирался скоро вернуться.
Ко отвернулся, сделав вид, что никого не видел. В дом двое прошли тихо и более никем не замеченные.
Через большое, выходящее во внутренний двор больницы окно ветер разгонял пыль и запах лекарств в одиночной палате: ещё несколько дней назад состояние раненной было критическим, а сейчас места уже освободились, и не было необходимости подселять кого-либо. Приборы пищали, но в некоторых нужда уже отпала. Лицо пациента кто-то накрыл тряпицей, как у покойного, но худая грудь вздымалась и опускалась ровно; медсёстры пытались убрать это, за что едва сами не оказались больными из-за «охраны».
Дышалось трудно, шумно. Юмия не желала открывать глаза: в них словно песка кто-то насыпал, а нос грел солнечный свет, так что ещё и слепить будет. Но девушка заставила себя. Белая муть затмевала обзор, и только когда взгляд сфокусировался, а мысли стали ровнее, Орочи осознала, что просто её лицо прикрыто белой тканью.
Зато солнце не резало по глазам. Жар его питал и наполнял тело: капли сил стекали с его лучами в каждую клетку мышц, костей и жил. Осознавая и чувствуя себя лучше с каждой секундой – минутой? – Юмия принимала в себя тянущую боль в затянутых бинтами ранах, холодность иглы в правой руке, тяжесть лёгкого одеяла, дерущую сухость во рту и лёгкую солоноватость, соприкосновение с пластиком на лице и сосущую пустоту под грудиной. Последнее ощущение было сродни тому, если б отняли сердце, но без мучений и крови.