Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...
Шрифт:
– Ты как? – спросили у него совсем-совсем близко, почти на ухо.
– Хреново, – просипел Шукаку, и горло как наждачкой полоснуло. – Как с похмелья.
«Это мой голос? Нет, это не мой голос. Он слишком мерзкий и высокий, чтобы быть моим», – хотелось ему добавить или же хоть как-то ещё выразить своё недовольство.
Кошмар какой.
– С похмелья, говоришь? – понимающе. – Это серьёзно.
Шукаку не успел ничего понять, как в его руках оказалась полная походная фляжка. Видимо, некто был прекрасно осведомлен с понятием похмелья и всем прелестями, к нему прилагающимися.
Вдруг фляжку бесцеремонно вырвали у него из рук. Шукаку внимательно посмотрел на свою руку, будто ожидая того, что фляга вновь окажется в ней, а затем посмотрел налево. И к своему удивлению обнаружил рядом с собой Гаару.
Вот и нашёлся джинчурики.
– Мог бы и попросить, – заметил тануки, ощущая странную неловкость. Но ничего более умное для первого их нормального контакта не придумалось.
Зато голос нормальный вернулся!
Собаку не ответил, так как был занят опустошением вожделенной фляги. Сделав глоток, он удивлённо посмотрел на флягу – видимо, тоже ожидал, что там просто вода – и вдруг залпом выпил всё до капли. Шукаку тоскливо проследил за действиями Гаары, но его физиономия, которая осталась привычно мрачной, не могла омрачить общей радости. Собаку с подозрением прищурился на него, и тануки захотелось расхохотаться.
– Твой голос другой, – негромко сказал Гаара.
Забавно. Шукаку надеялся услышать что-то про человеческий вид и размеры – именно на это он сам сначала обратил бы внимания. Но, с другой стороны, их разделение оставила свой след: звон ломающейся цепи всё ещё эхом обитал на краю слышимости.
– Да не изменился он нифига... – парень рассеянно почесал в затылке; это когда он там голову мыл в последний раз. – Мой голос был таким всегда. Просто ты не удостоился великой чести услышать его раньше.
Собаку никак не отреагировал на его слова, но Шукаку был готов поклясться, что мальчишка хотел пренебрежительно фыркнуть.
– Хорошо, что ты тоже очнулся.
Гаара кивнул и глянул куда-то наверх и вправо. Тануки, проследивший направление его взгляда и собравшийся наконец поблагодарить неизвестного спасителя, быстро полюбовался на маленькую знакомую ладонь с красно-рыжим ободком вокруг запястья, поднял голову и еле сдержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу.
Вот же ж дурья башка, и как только мог не признать!
Шио понимающе ухмыльнулась и скрестила руки на груди. Девушка не могла разобраться в эмоциях: их было много, они зашкаливали и вот-вот вырвутся на волю.
И вдруг её прорвало – кицунэ то ли радостно взвизгнула, то ли вскрикнула и бросилась ему на шею, хохоча. Ей не было смешно, но ей было радостно. Тёплые широкие руки Шукаку обхватили её, девушка заболтала ногами; тануки начал болтать, но говорил бессмысленную чушь, а Ёко то и дело его
Слишком давно они не виделись.
Слишком долго Шио была одна, скучая по самому близкому своему другу. Их несло в потоке слов и искрящегося фонтаном восторга, и остановиться не было никакой возможности.
Под конец Ёко крепко обняла его, чувствуя, как её саму обнимают точно так же, едва не до боли в рёбрах, взъерошила песочные волосы и облегчённо выдохнула. Один из её маленьких узелков беспокойства развязался.
– Эй, – неожиданно тихо сказал Шукаку.
– М? – лениво.
– В норме?
Девушка призадумалась и кивнула. Пока что всё было хорошо – она сдвинулась с мёртвой точки на крохотную ступень. Это уже было больше чем ничего, а рядом с Шукаку хотелось верить в оптимизм.
– Я рад, – устало отозвался Шукаку.
– Это я должна была сказать, – отшутилась Ёко от его тона и несильно пихнула в плечо. – Дурак.
Тануки засмеялся и повалился на спину. Повязка – тонкая бежевая полоса ткани с геометрическим тёмным узором – сбилась со своего место и съехала с одной стороны к брови, а с другой, наоборот, заставляла его волосы стоять дыбом. Кицунэ недовольно цокнула языком и, строго нахмурившись, привела повязку в порядок, аккуратно подвязав ею волосы Шукаку через лоб. Без неё парень вечно жаловался, как ему мешаются непослушные пряди.
– Вы знакомы? – нарушил тихим и осторожным вопросом их идиллию Гаара
Шио и Шукаку не решили, кто именно из них будет отвечать, а так как выбирать – долго, говорить они начали одновременно и наперебой:
– Конечно!
– А ты как думал?
– Лучшие друзья.
– Уж двести лет как.
– А это много.
– Даже для нас.
– Вот так.
Собаку кивнул, показывая, что понял, надеясь прервать их речь: оба почему-то страшно затараторили. Однако в нём проснулся интерес, так как что-то подсказывало, что «двести лет» – не фигуральное выражение.
Шукаку сел и потянулся, а Ёко, отлипшая от него, деликатно уточнила, не обращаясь ни к кому конкретному:
– А вы, как я понимаю, уже успели решить ваши... ммм... разногласия? – тихо.
Девушка отлично понимала, насколько это тема щекотливая, но Гаара не пытался немедленно убить Шукаку и смотрел скорее непонимающе-заинтересовано, чем с жаждой крови. Что касательно Шукаку, кровавые расправы не были в его характере вне боя и задолго до полнолуния, когда у любого тануки чуть ехала крыша.
– Относительно, – ответил именно Собаку, а в его пристальном взгляде в сторону Шукаку мелькнуло неверие. Сейчас в нём Гаара видел лишь призрак того ужасного существа, запертого в нём раньше, но в то же время понимал, что это он и есть. Как там она сказала? Разногласия? Ну, Гаара понял, что во время заточения Шукаку не мог сдерживать инстинкты; чакра и организм пытались защищать хозяина, наплевав на его личные качества и мнение по этому поводу, находя подпитку в убийствах и крови и ища хоть какую-то лазейку, чтобы освободиться. И сейчас, когда потребности в этом не было, тануки просто пришёл в странную – или нормальную, но ужасно непривычную – норму.