Хроники Империи Ужаса. Крепость во тьме
Шрифт:
– Валиг…
– Помолчи немного, Мегелин. Позволь мне объяснить, в чем ты ошибаешься. – Юсиф поправил подушки. – Разговор будет долгим. Устраивайся поудобнее.
По мнению Радетика, шатер Юсифа был обставлен в кричащем, варварском стиле. Сыновья Хаммад-аль-Накира, когда могли себе это позволить, окружали себя яркими красками. Радетик словно наяву слышал, как сталкиваются друг с другом красное, зеленое, желтое и голубое вокруг Юсифа.
– Фуад, поищи чего-нибудь выпить, а я пока начну наставлять нашего наставника. Мегелин, ты не прав, поскольку слишком убежден в правильности своей точки зрения. Оглядываясь вокруг, ты не видишь культуру. Ты видишь
Что касается Эль-Мюрида и его приспешника, – продолжал он, – ты видишь лишь безумного мальчишку и бандита. Я же вижу огромную проблему. Мальчишка говорит то, что каждый желает услышать и во что желает поверить. А Насефу, возможно, вполне хватит таланта, чтобы создать новую империю Эль-Мюрида. Вдвоем они могут выглядеть невероятно привлекательно для наших детей, у которых нет иной надежды возродить былое величие. Ты воспринимаешь Насефа как бандита, поскольку он грабил караваны. Но выдающимся и опасным человеком его делают не преступления, но та ловкость, с которой он их совершал. Если когда-нибудь он перейдет от грабежей во имя Господа к войне во имя Господа – да поможет нам Господь, ибо, скорее всего, нас уничтожат.
Мегелин, никто не собирается смеяться над речами Эль-Мюрида, – сказал Юсиф в завершение. – Никто. А речи его столь же опасны, как умение Насефа сражаться. Они творят оружие, в котором нуждается Насеф, чтобы стать кем-то большим, чем обычный бандит.
Вернулся Фуад с похожим на лимонад напитком. Мегелин и Юсиф взяли свою долю. Фуад молча уселся в стороне.
– И Фуад еще удивляется, почему я считаю вас варварами, – заметил сидевший на алой подушке Радетик, сделав глоток.
– Мой брат никогда не бывал в Хеллин-Даймиеле. Зато я бывал и могу поверить, что твои соотечественники уморили бы мессию смехом. Вы все циники. И вы не нуждаетесь в подобного рода вожде. Но мы нуждаемся в нем, Мегелин. Моя душа жаждет кого-то такого, как Эль-Мюрид. Он говорит в точности то, что моя душа желает услышать. Мне хочется верить, что мы – избранный народ. Мне хочется верить, что наше предназначение – править миром. Мне хочется чего угодно, лишь бы прошедшие после Падения столетия чего-то стоили. Мне хочется верить, что само Падение – дело рук зла. И Фуаду тоже хочется в это верить. Мой двоюродный брат-король тоже наверняка охотно бы в это поверил. Увы, мы слишком стары и можем понять, что все это – лишь воздушные замки. Смертельные воздушные замки.
– Мегелин, этот парень – торговец смертью. Он помещает ее в красивую обертку, но продает очередное Падение. Если мы пойдем за ним, если мы вырвемся из Хаммад-аль-Накира ради того, чтобы обратить в свою веру язычников и возродить империю, – мы погибнем. Те из нас, кто побывал на другом краю Сахеля, понимают, что тамошний мир – вовсе не тот, который завоевал Ильказар. У нас нет стольких людей, ресурсов, оружия и дисциплины, как у западных королевств.
Радетик кивнул. Этот народ безнадежно задавят числом в любой войне с Западом. Война, как и все прочее, эволюционировала. Но тот ее стиль, который знали сыновья Хаммад-аль-Накира, эволюционировал в направлении, подходящем лишь для пустыни.
– Но его джихад пока что меня не пугает, – продолжал Юсиф. – Меня пугает борьба, которая может начаться здесь. Сперва он должен завоевать собственную родину. А для этого ему придется вспороть брюхо Хаммад-аль-Накира. И потому мне хочется заранее вырвать ему клыки – любыми
– Вы живете по другим правилам, – заметил Радетик, для которого эти слова уже стали любимой фразой. – Мне нужно подумать о том, что ты сказал.
Допив напиток, он встал, кивнул Фуаду и вышел. Усевшись у входа в шатер в позе для медитации, он слушал, как Юсиф объясняет Фуаду, каким образом обратиться к королю Абуду с новостью о появившейся возможности. Мысль о глупости и несправедливости подобного поступка повергла его в такую тоску, что он полностью отвлекся от их разговора, созерцая окрестности.
Королевский двор занимал пять акров вдоль юго-западного края храмов Мразкима, религиозного сердца Хаммад-аль-Накира. Поскольку сейчас был Дишархун, двор кишел королевской родней, подхалимами и искателями монаршей благосклонности. Большинство капитанов, шейхов и валигов привезли с собой всех своих домочадцев. Торговцы и ремесленники, надеявшиеся добиться хоть какого-то преимущества над конкурентами, в буквальном смысле осаждали границы владений. Повсюду бродили послы и иноземные торговые посредники. Смесь всевозможных запахов сбивала с ног. Шум толпы людей, животных, машин и насекомых сливался в сплошной гул.
А за пределами этого безумного муравейника простирались обширные лагеря обычных паломников. Их палатки заполняли склоны долины, в которой стояла столица и Храмы. В этом году паломников было на многие тысячи больше обычного, поскольку слухи о визите Эль-Мюрида распространялись несколько месяцев. Люди пришли сюда, не желая пропустить неизбежное столкновение между несогласными и властью.
«Юсиф играет с огнем», – подумал Радетик, глядя, как Фуад направляется к похожему на дворец шатру Абуда. Эта монархия, в отличие от ее предшественницы в Ильказаре, не правила посредством указов. Сегодня даже самому несносному демагогу не могли отказать в праве высказаться перед судом в свою защиту.
Гарун робко подошел к учителю и сел рядом, вложив ладошку в руку Радетика.
– Порой, Гарун, твои проказы тебе только во вред. – В голосе Радетика, однако, не чувствовалось упрека, и слова его тронули мальчика, даже если и показались ему неискренними.
– Я что-то сделал не так, Мегелин?
– На этот счет есть разные мнения. – Радетик окинул взглядом толпу. – Тебе стоит сперва думать, Гарун, а потом уже действовать. Это самый большой недостаток твоего народа – вы поддаетесь порыву, даже не размышляя о последствиях.
– Мне очень жаль, Мегелин.
– Ну да, как же. Тебе жаль, что тебя поймали. И тебе совершенно все равно, насколько пострадал тот человек.
– Он наш враг.
– Откуда ты знаешь? Ты никогда его раньше не видел, никогда с ним не разговаривал. Он никогда не причинял тебе вреда.
– Али говорил…
– Али вроде твоего дяди Фуада. Он много чего болтает, и рано или поздно кто-нибудь, кто вообще не думает, запихнет ему кулак в глотку. Как часто он бывает прав? И как часто из его разинутого рта исходят одни лишь глупости?
Радетик не скрывал разочарования – он никогда еще не встречал столь неподдающегося ученика, как Али бин Юсиф.
– Значит, он не наш враг?
– Я этого не говорил. Естественно, он наш враг. Он твой самый заклятый враг, но не потому, что так заявляет Али. Эль-Мюрид – враг в идейном смысле. Вряд ли он причинил бы тебе физический вред, будь у него такая возможность. Он просто лишил бы тебя всего, что для тебя столь важно. Когда-нибудь, надеюсь, ты поймешь, сколь большой ошибкой стала твоя проделка.