Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга 1
Шрифт:
Чуковский и Бегин принадлежали к полярным мирам. Все разделяло их: культура, воспитание, мировоззрение. Но на Жаботинского они смотрели одними глазами.
Осенью 1930 года Жаботинский, человек Ренессанса, дарованный еврейскому народу в канун трагического перелома национальной судьбы, приехал в Брест-Литовск.
Бегин, сопровождавший Жаботинского в лекционной поездке по Польше, ловил каждое слово учителя, но в ответ встречал лишь холодную сдержанность. Жаботинский сразу подметил основной недостаток Бегина — страсть к риторике.
— Твои
В 1935 году Бегин закончил юридический факультет Варшавского университета. Заниматься юридической практикой ему не довелось, но приобретенные знания пригодились впоследствии, когда пришлось разрабатывать формулировки Кемп-Дэвидских соглашений.
В 1938 году, когда тень Катастрофы уже надвигалась на европейское еврейство, Жаботинский созвал в Варшаве третий и последний Всемирный съезд Бетара, где Бегин и его единомышленники из Эрец-Исраэль — Ури Цви Гринберг, Аба Ахимеир и Авраам (Яир) Штерн — неожиданно выступили против вождя…
Жаботинский сидел в президиуме, спокойный, невозмутимый, и слушал ораторов. Вот она, созданная им молодежь, которой он может гордиться. Почему же так горько?
Враги крушат великую республику культуры. Со всех сторон стекаются мрачные вести. Он знает, что вражеские полчища хотят уничтожить его народ. Он это предвидел. Разве не предупреждал он, что если еврейство не ликвидирует диаспору, то диаспора ликвидирует еврейство? Он по-прежнему верит, что Еврейское государство будет создано еще при жизни нынешнего поколения, но произойдет это лишь после победы над нацизмом. Разве время сейчас всаживать нож в спину Британской империи?
А эти волчата жаждут крови. Они не видят леса за деревьями и хотят лишь одного: вцепиться в горло англичанам.
На трибуну поднимается Бегин.
— Этот молодой человек чрезвычайно самоуверен, — думает Жаботинский. — Цветовая гамма его мира ограничена. И эта страсть бряцать фразами…
А Бегин уже говорит, обращаясь непосредственно к Жаботинскому:
— Мы уже сейчас должны освободить Эрец-Исраэль силой оружия. Я предлагаю внести этот пункт в устав организации.
Жаботинский тяжело поднимается и берет слово. Назвав выступление Бегина скрипом несмазанной двери, Жаботинский произносит:
— Мир, в котором мы живем, еще, слава Богу, не принадлежит разбойникам. Есть еще справедливость и закон. У мира еще есть совесть.
Бегин кричит, прерывая вождя:
— Как можно верить в совесть мира после Мюнхена?
В зале воцаряется тишина. Жаботинский понимает, что это вызов, и не медлит с ответным ударом.
— Если ты не веришь в совесть мира, то пойди и утопись в Висле, — говорит он своему ученику.
На этом съезде молодые ревизионисты одержали победу над старым вождем, которому оставалось около двух лет жизни.
В начале 1939 года Жаботинский пригласил к себе Бегина и назначил его руководителем польского Бетара, насчитывавшего
Бегин сразу же начал создавать внутри Бетара ячейки боевой организации Эцель, принявшие потом на себя тяжесть борьбы с англичанами в Эрец-Исраэль.
1 сентября 1939 года нацистские бронетанковые дивизии вторглись в Польшу. В день они проходили по 50–60 километров. «Блицкриг» в действии.
Бегин пытался что-то предпринять. Бетаровцы ждали его распоряжений, но что он мог сделать? В последнюю минуту Бегин, Ализа, Исраэль Эльдад и Натан Елин-Мор покинули уже осажденную Варшаву и нашли убежище в Вильнюсе, принадлежавшем тогда Польше, но вскоре переданном завоевателями в подарок независимой Литве.
В Вильнюсе Бегин получил письмо бетаровцев из Эрец-Исраэль, содержащее упреки в том, что он бежал из Варшавы, бросив на растерзание своих людей. «Капитан последним покидает тонущий корабль», — говорилось в этом письме, уязвившем Бегина в самое сердце.
Бегин созвал бетаровцев, находившихся в Вильнюсе, и сообщил, что он немедленно возвращается назад в Варшаву.
— Да ты в своем ли уме? — спросил Натан Елин-Мор командира.
— Тебя ведь пристрелят на границе. К тому же скажи мне, чем твоя гибель поможет оставшимся в Варшаве нашим людям?
В Варшаву Бегин не вернулся. Но это фатальное обстоятельство всю жизнь грузом лежало на его душе…
Прошло несколько месяцев, и советские танки раздавили независимость Литвы.
— Они не лучше Гитлера, — пробормотал Бегин, — как теперь добраться до Эрец-Исраэль?
Однажды, когда Бегин обедал в общественной столовой, к нему подбежал потрясенный бетаровец:
— Менахем, — сказал он, отдышавшись, — я всюду ищу тебя. Сегодня утром я слушал Би-Би-Си. В Нью-Йорке умер Жаботинский…
Бегин поехал в Каунас, где еще действовала синагога, и прочитал заупокойную молитву в память об учителе.
Всего лишь год назад Бегин женился на Ализе. Это была печальная свадьба, омраченная предчувствием грядущих бед. Агенты НКВД глаз не сводили с «буржуазного националиста» и его окружения. Разве скроешься от недреманного ока? Бегин получил повестку с приказом явиться в 9 часов утра в комнату номер 23 вильнюсского горсовета. Поняв, что это ловушка, Бегин никуда не пошел.
Рассказывает Исраэль Эльдад:
«Мы с Бегиным играли в шахматы. Много лет спустя я спросил его: „Менахем, ты помнишь позицию? Слона ведь я должен был выиграть“. Стук в дверь оторвал нас от партии. Вошли трое милиционеров. Один сказал: — Мы наряд из прокуратуры. Это привод. Почему вы, гражданин Бегин, не явились по вызову?
— Да что вы? — усмехнулся „гражданин Бегин“. — В вильнюсском горсовете нет двадцать третьей комнаты. Вы ведь пришли меня арестовать, господа?
„Господа“ молчали…
— Ну, хорошо, — продолжал Бегин, — я сейчас соберусь, а вы, будьте любезны, присаживайтесь к столу, выпейте чаю.