Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга 1

Фромер Владимир

11 июня он заявил корреспонденту американской телевизионной сети Си-Би-Эс:

— Мы не намерены возвращать ни Газу Египту, ни Иудею и Самарию Иордании. Защищать новые границы легко, и мы их будем защищать. Полное внутреннее самоуправление — это единственное, на что могут рассчитывать жители контролируемых территорий.

Это Даяну принадлежит идея палестинской автономии, ставшая краеугольным камнем политической платформы Ликуда. Это Даян вдохнул жизнь в прожорливое чудовище, именуемое «целостный и неделимый Израиль»… Прошло еще несколько дней, и Даян заявил на находившемся в самом разгаре пиру победителей:

— Мы ждем звонка от арабских лидеров. Сами же не сделаем ни одного шага. К чему? Мы вполне

довольны тем, что у нас есть. Если арабы желают изменить статус-кво, то пусть снимут телефонную трубку и наберут наш номер…

Израильский народ, вознесшийся на крыльях эйфории в заоблачные выси, быстро освоился с имперским величием. Не успев прийти в себя, этот народ с огромной радостью принял, как подарок, политическую концепцию, предложенную обожаемым вождем.

Даян возвышался один на сияющей вершине. Кто мог тогда возражать ему? Отдельные трезвые голоса тонули в хоре славословий. Трудно иметь претензии к тогдашнему руководству. Нужен был вождь, обладающий величием души и огромным, почти фантастическим авторитетом, чтобы свернуть поднятые Даяном паруса, наполненные ветром победы. Страна нуждалась в руководителе, который мог бы прекратить затянувшийся пир победителей и вернуть нацию на почву реальности.

Такого вождя у Израиля не было…

Не было конструктивной программы мирного урегулирования. Никто не посмел предложить альтернативу политическому курсу Даяна. Никто не желал испортить праздник зловещим стуком в дверь и появиться на пиру мрачным вестником грядущих потрясений…

Что же касается телефонного звонка от арабских лидеров, то его, по правде говоря, никто и не ждал. Они не сошли с ума, чтобы звонить в Иерусалим после того, как Даян заявил, что не будет отдано ни пяди из захваченных в ходе Шестидневной войны территорий.

А Даян продолжал свою линию. В 1971 году, будучи в качестве министра обороны ответственным за контролируемые территории, он стал энергично создавать на них «новые реалии» в виде еврейских поселений. В Синае по инициативе Даяна был основан Ямит, целый город, само существование которого на оккупированной египетской территории делало войну с Египтом неизбежной.

В апреле 1973 года, выступая в Масаде — древней крепости, ставшей символом сражающегося Израиля, Даян провозгласил:

— Я вижу отсюда новое могучее еврейское государство в широких границах, простирающихся от реки Иордан до Суэцкого канала.

Лишь шок войны Судного дня избавил от имперских иллюзий неудавшегося кандидата в израильские диктаторы.

* * *

Даян не был генератором идей. Он получал их уже готовыми и шлифовал, как шлифуют алмазы. Его интеллект, легко решавший политические ребусы, был лишен творческой глубины. С удивительной ловкостью пользовался Даян чужими достижениями, придавая провинциальным идеям своих помощников нужную форму. Лавры же всегда доставались ему.

Даян за долгие годы своей карьеры вступал в тесные контакты и даже в дружеские отношения с очень многими людьми. И многие, разочаровавшись в нем, пытались развеять миф, сложившийся вокруг его имени. Но мифы живут по собственным законам, не имеющим ничего общего с реальной жизнью. Даян презирал людей, хотя охотно использовал их для своих целей. Таких понятий, как дружба и верность, просто не было в его лексиконе. Им восхищались лишь те, кто не имел сомнительного удовольствия знать его лично. Те же, кому приходилось вступать с ним в непосредственное общение, его не любили и боялись. Входивший одно время в состав правительства Голды Меир Гидеон Рафаэль как-то сказал:

— Никто не осмеливался перейти Даяну дорогу из-за боязни попасть под колеса его автомобиля на плохо освещенном политическом перекрестке.

План Синайской кампании до деталей разработал Меир Амит. Победой в Шестидневной войне

мы обязаны Эзеру Вейцману и Ицхаку Рабину, а не Даяну, получившему портфель министра обороны за пять дней до начала военных действий.

Война Судного дня показала, каким стратегом был Даян, пользовавшийся славой непробиваемого щита еврейского государства.

* * *

Израиль в вихре войны. В Синае пала линия Бар-Лева [24] , а на Голанах сирийцы вот-вот прорвут линию фронта. Идет лихорадочная мобилизация резервистов. Но ведь нужно какое-то время, а его — нет.

Премьер-министр Голда Меир, с серым от бессонницы лицом, с пепельными губами, курит сигарету за сигаретой. Только что она разговаривала по телефону с Генри Киссинджером. Государственный секретарь обещал наладить по воздушному мосту бесперебойную доставку оружия и боеприпасов. Но ведь для этого тоже нужно время… Входит Даян, прибывший прямо с фронта. Его гимнастерка покрыта пылью, пропитана потом. Пыль покрывает тонким слоем его мертвенной бледности лицо.

24

Линия Бар-Лева — оборонительные сооружения, воздвигнутые Израилем вдоль восточного берега Суэцкого канала в 1968–1969 гг. Считалась неприступной. В прессе часто именовалась израильской «линией Мажино». Строительство этой линии, названной в честь тогдашнего начальника генштаба Хаима Бар-Лева, обошлось Израилю в миллиарды долларов. В войну Судного дня выявилась ее полная несостоятельность. Пала в первые же часы после начала военных действий.

— Голда! — говорит он. — Это катастрофа. Я предлагаю обсудить условия возможной капитуляции.

Голда ошеломлена. Она бледнеет. Но у этой блистательной старухи неукротимая душа.

— Моше! — отвечает она резко. — Успокойся и приди в себя.

— Слушай, Голда, — произносит Даян, — если ты считаешь, что кто-то лучше меня справится с обязанностями министра обороны, назначь его. Я бы на твоем месте не колебался ни минуты.

— Упаси боже, — коротко роняет Голда.

Входит секретарша Лу Кедар и произносит одно слово: «Дадо». В глазах Голды вспыхивает и тут же гаснет радость.

— Вот и хорошо, — говорит Даян. — Посоветуйся с начальником генштаба. Дадо понимает ситуацию лучше меня. А я отправляюсь на Южный фронт.

Главнокомандующий Давид Элазар уже в дверях, и Даян кивает, выходя. Дадо, тоже не спавший четверо суток, как всегда, подтянут и спокоен. Голда смотрит на его ладную фигуру, излучающую хладнокровную уверенность, и ей становится немного легче.

— Дадо, — говорит она, — Даян только что предложил капитуляцию. Что скажешь?

— Даян переутомился, — сразу отвечает начальник генштаба, которого уже ничем невозможно удивить. — Голда, положение тяжелое, не спорю, но не безнадежное. На Севере мы мертвой хваткой держим Голанские высоты. На Юге египтяне боятся выйти из-под прикрытия ракетного зонта. Мобилизация резервистов заканчивается. Мы еще переломаем им кости.

Даян в это время уже мчался на Южный фронт, в эпицентр огня, в чем, в сущности, не было никакой необходимости…

Непостижимая слабость Даяна в те часы, когда страна и народ нуждались в нем больше всего, несмываемым пятном так и останется на его репутации.

Проводя исторические параллели, Даяна можно сравнить с Помпеем, прозванным «Великим» Бог весть за что. Помпей воспользовался плодами побед Лукулла над Митридатом и приписал себе достижения Сертория в Испании. В час же истинного испытания, когда его армия встретилась с ветеранами Цезаря, в полной мере выявилось ничтожество Помпея, как полководца. Цезарь разбил его с такой легкостью, что сам пришел в изумление.