Хроники Кадуола
Шрифт:
Еще два часа он буксировал катамаран на моторном ходу, после чего поднял паруса, и ветер понес обе лодки на юг.
Глоуэн никак не мог избавиться от ощущения, что к нему пристал потный запах женщины, схватившей его на палубе катамарана. Он разделся догола и хорошенько вымылся. В свежей рубашке и чистых шортах он подкрепился хлебом с сыром и выпил полбутыли вина. После этого он почувствовал себя очень странно, поднялся на палубу и просидел целый час в кокпите.
В конце концов он встрепенулся, взял рифы, проверил буксирный канат, закрепил все снасти, спустился в каюту и сразу заснул.
Утром Глоуэн перебрался на борт катамарана,
Глоуэн перенес с катамарана на шлюп комплект навигационных приборов — не было никакого сомнения, что они были похищены где-то на станции Араминта.
Глоуэн поджег катамаран, отвязал буксирный канат и вернулся на шлюп. Свежий бриз нес его на юго-запад. Вдали, над водой, высоко поднимались языки пламени, то и дело прятавшиеся в клубах черного дыма. Расстояние увеличивалось, и через некоторое время огня уже не было видно — только полоска темного дыма растянулась почти параллельно горизонту.
3
Проведя день и еще одну ночь в трудном плавании под изменчивым ветром, Глоуэн оказался в виду континентального берега. Через час после того, как Сирена поднялась к зениту, он уже пересек полосу прибоя между отмелями и зашел в устье реки Уонн. Еще через час он сидел в кабинете директора отдела B и отчитывался о своих приключениях перед «зверинцем» — высшим руководством — в полном составе: его внимательно слушали сухопарый серый волк Шард, боров Айзель Лаверти, вкрадчивый безжалостный хорек Рун Оффо и почти утонувший в глубине огромного кожаного кресла маленький лысый орангутанг, Бодвин Вук.
Глоуэн закончил свой рассказ: «Я оставил их на острове в самом безрадостном настроении — четырех йипов и шестерых приезжих неизвестного происхождения. Надо полагать, они зарегистрировались в отеле, и таким образом можно установить их личность».
«Невероятно, поразительно! — выпрямился Бодвин Вук. — И, разумеется, совершенно недопустимо». Глядя в потолок, он продолжил самым гнусавым назидательным тоном: «Возникают несколько вопросов. Кто организовал эти развлечения? Не обязательно лично Титус Помпо, хотя он, конечно, соучаствовал и способствовал. Как долго это продолжается? Судя по костям, оргии на острове устраивались и раньше, как минимум два раза. Шестеро в балахонах и черных колпаках — кто они? Откуда они? Кто им это предложил, и каким образом? Кто была женщина с татуировкой на лбу? Не сомневаюсь, что мы сможем довольно скоро ответить на некоторые вопросы, но я не успокоюсь, пока этот кошмарный скандал не будет раскопан до самого основания! Наконец, какой должна быть наша первая реакция?» Бодвин Вук снова утонул в кресле: «Что вы думаете, господа?»
После непродолжительного молчания первым ответил Рун Оффо: «В Йиптоне скоро хватятся катамарана. Скорее всего, Титус Помпо пожелает узнать причину пропажи. Он может отрядить еще одно судно или даже рискнуть своим другим автолетом — если таковой существует. Следует воспользоваться возможностями, возникающими в связи с таким поворотом событий. Хотя должен признаться, что шанс захватить второй автолет у нас небольшой».
«Так что вы, в сущности, предлагаете?»
«Думаю, нам следует немедленно вылететь и забрать с острова горе-робинзонов. Кроме того, на Турбене следует устроить
Бодвин Вук переводил взгляд с одного лица на другое: «Не могу придумать ничего лучше. Если нет возражений, перейдем к делу немедленно».
4
Под управлением Шарда большой туристический авиатранспортер управления направился к острову Турбен; Шарда сопровождали четыре агента отдела расследований. Приближаясь к острову, Шард сбавил скорость и снизился до трехсот метров над поверхностью океана, после чего медленно пролетел над лагуной и завис над причалом и павильоном. Два автолета и другой транспортер с трехдневным запасом провизии и питьевой воды уже приземлились на центральном бугре острова, откуда можно было прочесывать радаром воздух и море.
Радар Шарда показывал, что ни в воздухе, ни в море никого больше не было. Рассмотрев в бинокль участок берега около павильона, он сразу обнаружил четырех йипов, безутешно сидевших на корточках у причала. Шестерых гостей, однако, нигде не было видно.
Шард быстро приземлился на пляже у самого павильона и спрыгнул на песок одновременно с тремя другими агентами. Йипы едва повернули головы. Шард подал им знак: «Пройдите в транспортер!»
Они с усилием поднялись на ноги. Один хрипло прошептал: «Дайте воды!»
«Пусть напьются», — сказал Шард своим подчиненным.
Из павильона один за другим, волоча ноги, появились шестеро мужчин, изможденных и дико озирающихся. Они выбросили черные вязаные шлемы — люди чуть старше среднего возраста, ничем не выделяющейся внешности, явно из высших слоев общества. Пошатываясь, они направились к Шарду, хриплыми голосами требуя воды.
«Поднимитесь на борт транспортера, и вам дадут воды», — сказал им Шард.
Шестеро туристов забрались в пассажирский салон транспортера и жадно припали губами к канистрам с водой. Шард сел в пилотское кресло. Транспортер воспарил над островом и полетел назад, на станцию Араминта.
Прошло минут пятнадцать. Спасенные робинзоны напились вдоволь, и теперь с напряженным интересом оценивали ситуацию. Один из них громко обратился к спине Шарда: «Эй, пилот! Куда вы нас везете?»
«На станцию Араминта».
«Это хорошо. Я, может быть, еще поспею на свой звездолет».
«Боюсь, что не поспеете, — отозвался Шард. — Вы задержаны по обвинению в тяжких преступлениях. Можете забыть о возвращении домой».
«Что? Вы шутите! После всего, что нам пришлось перенести? Мы едва выжили!»
«У вас нет никаких оснований для такого незаконного ареста! — заявил другой турист. — Я — известный юриспрудент и пользуюсь высокой репутацией. Уверяю вас, никакого состава преступления в данном случае нет. Лично я намерен требовать возмещения большей части расходов и, возможно, штрафных убытков».
«Возмещения — кем? Станцией Араминта?»
«Концерном «Огмо», кем еще? Удобства не соответствовали описанию в рекламной брошюре».
Третий турист поддержал своих спутников: «Совершенно верно. Я возмущен до крайности, и отказываюсь подвергаться каким-либо притеснениям!»