Хроники Кадуола
Шрифт:
Койка была собрана из деревянных компонентов, которые можно было легко внести или вынести по отдельности через узкую дверь. Матрас опирался на веревочную сетку. Глоуэн отделил сетку от рамы. Теперь в его распоряжении были крепкие боковые брусья.
Глоуэн придал койке примерно первоначальный вид — на тот случай, если кто-нибудь заглянет в келью. После этого он стал носить в туалетную каморку, одну за другой, шесть простыней, украденных из кладовой, и там разрывал их на полосы шириной сантиметров пятнадцать. Связав все полосы, он изготовил веревку длиной сорок метров — по его расчетам, этого должно
Снова он прижался ухом к двери и прислушался. Ни звука.
Вооружившись брусом из койки и веревкой из той же койки, Глоуэн взобрался на стол и широко открыл обе половины разделенного столбиком окна. Он внимательно рассмотрел металлический столбик, преграждавший ему путь. Существовали несколько способов удаления этого препятствия. Простейший заключался в том, чтобы сломать шов в основании столбика.
Глоуэн привязал конец деревянного бруса к нижней части столбика, многократно обматывая его веревкой для того, чтобы брус служил рычагом, усиливающим момент вращения. Глоуэн осторожно повернул другой конец бруса, сделав два шага поперек кельи. Веревка, как он и ожидал, растянулась. Вернув брус в исходное положение, Глоуэн затянул крепления и снова повернул брус. Послышались скрежет и резкий треск — шов лопнул.
Глоуэн удовлетворенно вздохнул. Сгибая столбик к себе и от себя, он скоро отломил его полностью. Путь к побегу был свободен!
Не теряя ни секунды, Глоуэн крепко привязал узловатую веревку из простыней к деревянному брусу, который он использовал теперь как распорку, установленную поперек окна. Сбросив веревку в окно, он сразу вылез наружу и в темноте, быстро перебирая руками, соскользнул по веревке вниз.
Подошвы его прикоснулись к скалистому склону. «Прощай, семинария! — сказал Глоуэн, почти задыхаясь от радости. — Прощай, прощай, прощай!»
Повернувшись спиной к стене, Глоуэн осторожно, но поспешно спустился с крутого холма, опьяненный свободой. Вскоре он уже пересек площадь городка.
В закрытом автовокзале было темно. Рядом стоял автобус с открытой настежь передней дверью. Глоуэн заглянул внутрь: водитель спал на задней скамье. Глоуэн растолкал его: «Хотите заработать пятьдесят сольдо?»
«Еще бы! Это моя месячная зарплата!»
«Вот пятьдесят сольдо, — протянул деньги Глоуэн. — Отвезите меня в Фексельбург».
«Сейчас? Утром вы можете уехать, заплатив гораздо меньше за обычный билет».
«Мне нужно в город по срочному делу, — настаивал Глоуэн. — Кстати, обратный билет у меня уже есть».
«Вы турист, как видно?»
«Турист».
«Ходили, небось, наверх, в семинарию? Там туристов не особенно жалуют».
«Мне тоже так показалось», — ответил Глоуэн.
«Не вижу, почему бы не выполнить вашу просьбу. По срочному делу, говорите?»
«Да. Я забыл позвонить по телефону человеку, который ждет моего звонка».
«Ай-ай-ай. Ну, теперь, наверное, все обойдется. А я заработаю на вашей забывчивости».
«Увы! Такова жизнь».
5
Автобус ехал по ночной дороге под небом, усеянным незнакомыми Глоуэну созвездиями. Ветер налетал резкими порывами, вздыхая вокруг автобуса
Водитель по имени Бэнт, молодой здоровяк-фексель благодушного нрава, проявлял склонность к болтливости. Глоуэн, однако, отвечал на его замечания односложно, и через некоторое время Бэнт замолчал.
Через два часа Глоуэн спросил: «Насколько я понимаю, по расписанию автобус должен выезжать из-под Поганого Мыса рано утром. Как это получится, если мы уже уехали?»
«Я об этом уже думал, — отозвался Бэнт. — Не вижу никакой проблемы. В простейшем варианте утреннего автобуса просто не будет, а значит и проблемы не будет. Но можно устроить и так, чтобы никто не возмущался. Через час-полтора мы доедем до развилки у Фликена. Там я позвоню Эсмеру, моему сменщику, и пообещаю ему пять сольдо за то, чтобы он выехал на старом зеленом «Специаль-Делюксе» и обслужил утренних пассажиров. Эсмер будет только рад подработать, и пассажиры будут довольны. Лично я не вижу никаких причин проливать слезы по поводу одной пропущенной смены».
«Удачное решение. Когда, вы говорите, мы приедем на развилку? Мне тоже нужно позвонить».
«Примерно через час-полтора. Я еду помедленнее из-за сильного ветра. Такие шквалы непредсказуемы на высокой скорости. А вы как думаете?»
«Безопасность прежде всего. Лучше приехать попозже живыми, чем разбиться».
«Вот именно! — одобрил Бэнт. — Эсмеру сколько ни говори, втолковать невозможно: мертвому лишние полчаса не помогут. Он уже опоздал, спешить некуда! Время полезнее на этом свете, я так считаю».
«Я тоже так считаю, — отозвался Глоуэн. — По поводу телефона на развилке у Фликена: уже глубокая ночь. Нам дадут позвонить?»
«Без всякого сомнения! Килумс спит на втором этаже, но звон одного или двух сольдо живо заставит его спуститься».
Разговор снова прервался. Мысли Глоуэна упорно продолжали возвращаться к семинарии. Он пытался догадаться, когда будет обнаружен его побег. Не позднее рассвета, скорее всего раньше. Может быть, кто-то уже заглянул в его опустевшую келью. Глоуэн ухмыльнулся, представив себе переполох, который вызовет его отсутствие — тайна гробницы Зонка вырвалась на белый свет! Глоуэн давно уже размышлял над возможными последствиями такой ситуации, и теперь не мог дождаться возможности позвонить по телефону.
Впереди появились тусклые огоньки. Бэнт указал на них рукой: «Фликен!»
«Почему горит свет? Кто-то не спит?»
«Это фонари. Они их не выключают на ночь — в степи темно, мрачно».
«А когда примерно мы могли бы приехать в Фексельбург?»
«Нужно будет подкрепиться миской горячего супа — утро-то прохладное! И кусок мясного пирога не помешает. Перерыв займет где-то полчаса, в том числе телефонный звонок... Ну, к рассвету будем в городе. В это время года ночи короткие».
К рассвету, если не раньше, о побеге Глоуэна знали бы и в семинарии, и в любом месте, куда позвонила бы ордина Заа. Глоуэн внезапно почувствовал странное волнение — будто сзади, со стороны Поганого Мыса, изошла волна настолько дикой ярости и ненависти, что она настигла автобус и на мгновение заставила душу уйти в пятки. Ошибался он или нет, но с этого момента Глоуэн был уверен, что его побег обнаружили.