Хроники Кадуола
Шрифт:
Уэйнесс смотрела на него — сначала с полным недоумением, потом с радостью ребенка, увидевшего чудесный подарок: «Глоуэн! Этого не может быть! Как ты здесь оказался?» Она обернулась через плечо, протянула руку: «Там Баро — он убийца! Он сбросил Монкурио в могилу и оставил его на расправу тенепытам. Он меня поймал и сказал, что я ему интереснее живая, чем мертвая, и стал меня раздевать. Я трахнула его лопатой, и он упал. Я побежала, но никак не могла убежать, потому что у меня в ногах запутались трусы». Она продолжала со страхом оборачиваться: «Нам лучше вернуться в гостиницу! Этот Баро — исчадие ада!»
Из теней между
Уэйнесс тихо охнула от отчаяния: «Слишком поздно!»
Человек медленно приблизился и остановился метрах в трех. Какая-то манера двигаться или заметная даже во мраке горделивая ухмылка вызвали в уме Глоуэна вихрь воспоминаний — он знал этого человека: «Бенджами! Шпион Бенджами! Предатель-йип!»
Бенджами рассмеялся: «Он самый! А ты — высокородный и чистокровный Глоуэн Клатток! Это я увез твоего отца на Шатторак. Надо полагать, тебе это не понравилось».
«Ты за это ответишь».
Бенджами приблизился еще на шаг. Глоуэн пытался угадать, что он держал за спиной.
«Значит, так! — произнес Бенджами. — Теперь мы увидим, кто из нас настоящий мужчина — добряк и честняга Глоуэн или исчадие ада Бен Барр! А хорошенькая Уэйнесс насладится ласками того, кто останется в живых».
Глоуэн мрачно изучал противника — йип был на три пальца выше и килограммов на десять тяжелее. Кроме того, Бенджами был проворен, ловок и чрезвычайно уверен в себе.
Повернувшись к Уэйнесс, Глоуэн сказал: «Беги в гостиницу! Как только ты будешь на безопасном расстоянии, я избавлюсь от этого субъекта и догоню тебя».
«Но Глоуэн! Что, если...» — она не смогла закончить.
«Если ты поторопишься, у нас еще будет время помочь Монкурио до захода Шана. А Бенджами не уйдет от судьбы».
Бенджами презрительно рассмеялся. «Стой! — приказал он девушке. — Побежишь — я тебя все равно поймаю». Он снова шагнул вперед.
Теперь Глоуэн видел, что у йипа в руке была лопата с короткой ручкой.
«Тебе не придется долго ждать, красавица», — пообещал Бенджами. Сделав обманное движение, он рассек воздух лопатой, намереваясь полоснуть Глоуэна по горлу. Глоуэн отскочил в сторону, прижавшись спиной к высокому каменному столбу. Бенджами ткнул лопатой вперед — Глоуэн снова отскочил, и лезвие со звоном ударилось в кварцит. Глоуэн схватил ручку лопаты обеими руками; противники боролись за обладание оружием, пытаясь вывернуть лопату то в одну, то в другую сторону. Глоуэн понял, что Бенджами готовит сюрприз. Йип потянул лопату на себя, чтобы Глоуэн занял уязвимое положение. Глоуэн притворился, что поддался на уловку. Тут же последовал сюрприз — внезапный пинок в пах. Но Глоуэн вовремя повернулся на каблуках, и ботинок противника проскользнул по бедру. Схватив Бенджами за ногу, Глоуэн сразу же резко шагнул вперед — йип отскочил на одной ноге назад, едва сохранив равновесие. Глоуэн вырвал лопату у него из рук и с силой ударил лезвием по плечу йипа. Тот зашипел от боли, бросился вперед, как разъяренный бык, схватил Глоуэна за предплечья и толкнул его, со стуком ударив затылком о столб. У Глоуэна помутнело в глазах, его затошнило. Бенджами ударил Глоуэна кулаком в челюсть; Глоуэн ударил йипа в солнечное сплетение — с таким же успехом он мог стукнуть кулаком деревянную доску.
На несколько секунд
Выставив назад правую руку, Глоуэн схватил Бенджами за волосы и потянул вниз, приложив все оставшиеся силы. Бенджами беспокойно заскулил, пытаясь освободиться рывками головы. На какое-то мгновение мышцы его руки ослабли. Глоуэн, уже оттянувший голову йипа назад и вниз, резко сдвинул ее направо и ударил ребром левой руки по шее противника там, где находился особо чувствительный нерв. Хватка Бенджами разжалась. Глоуэн вырвался; тяжело и громко дыша, он повернулся и изо всех сил ударил йипа костяшками пальцев в гортань. Он почувствовал, как рушится хрящ — хрипя и повизгивая, Бенджами отпрянул и с размаху уселся под каменным столбом, уставившись на Глоуэна с тупым недоумением.
Все еще пытаясь отдышаться, Глоуэн подобрал лопату. Повернувшись к Бенджами, он сказал: «Помнишь Шатторак?»
Бенджами обмяк, прислонившись спиной к столбу. Глоуэн понял, что йип теряет сознание.
Уэйнесс подошла ближе, глядя на Бенджами с испуганным любопытством: «Он умер?»
«Еще нет. Скорее всего, он в шоке».
«Он выживет?»
«Не думаю. Если бы я думал, что он выживет, я отрубил бы ему голову лопатой. Пожалуй, это следует сделать — на всякий случай».
Уэйнесс схватила его за руку: «Нет, Глоуэн, не надо!» Но она тут же поправилась: «Я не хотела это сказать. Его нельзя оставлять в живых».
«Он умирает. Так или иначе, он не может встать, а тенепыты скоро придут и своего не упустят. Где Монкурио?»
«Рядом, — Уэйнесс привела его к яме, закрытой каменной плитой. — Монкурио под плитой. Она очень тяжелая».
Пользуясь лопатой, как рычагом, и навалившись на нее изо всех сил, Глоуэн сумел отодвинуть плиту на несколько сантиметров. Наклонившись к образовавшейся щели, он позвал: «Монкурио?»
«Я здесь, здесь! Выпустите меня отсюда! Я думал, вы — тенепыты».
«Еще не время».
Совместными усилиями Глоуэн и Уэйнесс мало-помалу сдвинули плиту настолько, что Монкурио смог наконец протиснуться и выкарабкаться из ямы: «А! Воздух! Пространство! Свобода! Какое чудесное ощущение! Я думал, мне пришел конец». Монкурио нервно стряхивал грязь с одежды. При лунном свете Глоуэн увидел высокого, крепко сложенного человека, уже пожилого, но только начинающего полнеть. Его усы, похожие на щетку, вполне соответствовали густым и жестким серебристо-серым волосам. Широкий лоб, длинный прямой нос и благородно-решительный подбородок придавали его лицу оттенок врожденного достоинства; глаза его, однако, темные и влажные, смотрели из-под полуопущенных век с робостью спаниеля.