Хроники Края. Полночь над Санктафраксом
Шрифт:
Они почти подошли ко входу в школу. Каулквейп кивнул:
– Да, сэр. Мой отец является членом… – он поправился, – был членом Лиги, сэр.
– Очень хорошо, очень хорошо, – рассеянно ответил профессор.
Они подошли к парадным дверям Школы Темноты и Света слишком скоро для Каулквейпа.
– Спасибо, паренек, – поблагодарил профессор, помогая полубесчувственному Прутику ступить на порог. Массивные кованые двери захлопнулись за ними.
Каулквейп остался стоять на улице в одиночестве и чувствовал себя абсолютно потерянным. И что теперь? Он повернулся и побрел назад тем же путем, что пришел. Сколько ему
– Ну, Каулквейп, – сказал он себе, – ты найдешь самый темный, пыльный угол в Главной Библиотеке, а там – кто знает? – и храбро улыбнулся. – Может, они забудут обо мне, как обо всех этих свитках!
Глава шестая
Внутри и снаружи
В Обеденной Башне механически зазвонил громадный гонг. Все двери школ и колледжей Санктафракса распахнулись как одна, и голодная толпа болтающих профессоров, подмастерьев и помощников устремилась на обед. Опустив голову, с колотящимся сердцем Каулквейп присоединился к ним. Он проскользнул в столовую, где царили гвалт и суета, взял латунную миску и деревянную тарелку со стойки и смешался с бурлящей толпой, ожидавшей обеда.
Прошло уже десять дней, с тех пор как Профессор Темноты попросил Каулквейпа о помощи. Все это время парнишка прятался, забиваясь в пыльный угол Главной Библиотеки вместе со своими любимыми свитками. Он с головой погружался в фантастические рассказы и легенды, которые в них находил. Никто его не беспокоил, и он рисковал лишь время от времени совершать вылазки за едой – пирог чистильщика туалетов, оброненная подмастерьем по рассеянности тильдячья колбаса.
Но вот уже по меньшей мере сутки, как у него маковой росинки во рту не было. Когда бедняга услышал звук обеденного гонга, голод взял свое. Ему так хотелось есть, что он был готов рискнуть всем ради миски горячей, вкусной, остренькой похлебки из тильдера, рискнуть даже тем, что подмастерья из Колледжа Облакологии могут поймать его и выгнать из Санктафракса навсегда.
За длинными высокими столами ждали старших профессоров. В галереях ученые и старшие подмастерья шумно толпились вокруг больших общих котлов. А в яме, внизу, галдящие слуги толкались и кричали вокруг труб с похлебкой, которые тянулись от огромного центрального котла. Пробиваясь сквозь шумную толпу, Каулквейп непроизвольно подслушивал обрывки разговоров.
– На Кафедре Психоклиматических Исследований подтвердили, что на днях действительно была буря чувств, – болтал один из подмастерьев. – И мы до сих пор ощущаем последствия.
Его коллега кивнул.
– Знаю, – сказал он. – Я вот думаю, очистится ли теперь небо когда-нибудь?
Во мраке, который упал той ночью и более не рассеивался, в Край поступала все более и более предательская погода. Дождь – на чувствометрах в башне Лофтус и на чердаке Кафедры Психоклиматических Исследований был отмечен темно-синий цвет – вызвал взрыв массового горя во всем округе. Плотный и маслянистый туман временно превратил жителей некоторых районов Нижнего Города в глухонемых, в то время как прошлой ночью сильный ливень привел к вспышкам жуткого насилия среди глыботрогов в воздушных доках.
Резкая
– Я думаю заполучить место на Кафедре, – говорил третий подмастерье. – В наши дни все происходит именно там. – Он украдкой оглянулся. – Слышал, ветроведы и дождеведы формируют коалицию.
– Пфф! Ну и флаг им в руки, – фыркнул его товарищ, – все они неудачники, прошло их времечко.
Вся столовая была взвинчена разговорами в таком духе. Уже привычным стало составление заговоров и контрзаговоров. И вдобавок ко всему этому, ходили другие слухи, которые не могли игнорировать даже самые спокойные и равнодушные к сплетням ученые.
Наверху, в галерее Колледжа Дождеведения, старший подмастерье повернулся к соседу:
– Я слышал, он что-то задумал. Что-то подозрительное!
Каулквейп насторожил уши.
– Что-то подозрительное? – переспросил его приятель. – Как, неужели сам Верховный Академик?..
– Вот именно, – кивнул старший подмастерье. – Мне кое-кто намекнул, что он кого-то держит взаперти у себя, в Школе Темноты и Света. Поговаривают, нашел его в Каменных Садах, и я вполне в это верю. Гостенек выглядит как бродяга и ничего не говорит, но может одним взглядом всю кровь заморозить у тебя в жилах.
– …Совершенно безумный, судя по тому, как он кричит, – крикнул вниз подмастерье-облаколог с верхней галереи. – Он воет!
– Воет? – в один голос переспросили подмастерья-дождеведы.
– Как лесной волк, – продолжал облаколог, – каждую ночь. На вашем факультете, конечно, не слышно, но по всему Колледжу Облакологии разносится эхо. Это просто жутко.
Каулквейп нахмурился. До его укромного уголка в библиотеке, где он прятался, тоже доносились эти странные завывания, но он не связывал это с тем типом с пустыми глазами, которого встретил вместе с Профессором Темноты в то грозное утро.
Потихоньку пробираясь к трубам с похлебкой, Каулквейп продолжал думать о незнакомце. Судя по сплетням, таинственный незнакомец был не кем иным, как Прутиком, молодым капитаном воздушных пиратов, которого лишь несколько недель назад чествовали в Санктафраксе как героя. Говорили, что, должно быть, там-то с ним и произошло нечто непонятное, необъяснимое, отчего он онемел и впал в прострацию. Еще любопытнее было то, что, по слухам, Верховный Академик дал ему звание Помощника Профессора Света.
Толпа медленно двигалась к трубам с похлебкой. За спиной у Каулквейпа два младших подмастерья-ветроведа оплакивали свою судьбу.
– Измерять скорость ветра, измерять и еще раз измерять, – жаловался один из них, – а профессор-то какой тиран!
– Мерзкий тип, – согласился его приятель.
Каулквейп вздохнул. «По крайней мере у вас есть определенность в будущем, – с горечью думал он. – Не то что я». Он вздрогнул, когда латунная миска выскользнула у него из рук и загрохотала по каменному полу.