Хроники любви: повесть и рассказы

Глебова Римма

Поднявшись обратно по ступенькам, Неф заметила мелькнувшую близко невысокую тень. Значит, подмастерье Сид здесь, его не отослали. Он давно следит за ней, но прятаться не научился. Наверно, после смерти Азира, ему велено следить. А ведь он предан Тутмесу. Был предан. Рабы изменчивы и лживы, они всюду ищут выгоду, — усмехнулась царица. Только не Тутмес. Она как-то нашла под одним камнем — случайно его приподняла, искала свою сережку — табличку с надписью: «Возлюбленная моя принадлежит мне, а я принадлежу возлюбленной моей вечно». Вечно. Она засунула табличку обратно под камень. А в другой раз заглянула — под камнем было пусто. Она так и не узнала, куда Тутмес спрятал ее. Хотя стояла на ней ногами. Не сама, конечно, а ее изображение,

небольшая статуя. Табличка была прикреплена снизу, под основание, надписью к ее ногам.

Тутмес ведь не знал, что вечности не бывает — все разрушается и теряется бесследно. Но табличка в вечности не затерялась.

В дворцовых коридорах царица оглядывалась — никого, никаких теней. Слава Богу Атону, во дворце теперь за ней никто не следит.

Прошел еще день, и наутро Кийа проснулась и не обнаружила в соседней детской комнате Тути. Нянька крепко спала на топчанчике у изголовья кроватки, ее с трудом разбудили, она ничего не помнила, только плакала и ломала руки. Обыскали весь дворец, осмотрели все многочисленные залы и покои. Мальчик исчез бесследно. Эхнатон велел допросить всех родственников, приживалов и слуг. Нескольких слуг не нашли, и служанки Нии тоже. Но многие слышали, как еще накануне царица, во весь голос и с неудовольствием выговаривая, отпустила ее к знахарке, куда-то далеко, бедная Ния давно страдала животом, и еще служанка очень просила позволения заодно навестить своих родственников. Царица, хотя и громко сердилась, но велела дать Ние повозку с мулом и рабом.

Так прошло двое суток, дворец погрузился в горе и страх. Каждый боялся попасться на глаза Эхнатону, каждый боялся обвинения в заговоре или, что еще хуже, в убийстве наследника. Дочери сидели в своих комнатах, даже дочь-жена Макиатон не показывалась в своих покоях. Неф тоже не выходила, сидела большей частью в оранжерее или в кресле перед зеркалом, примеряя по очереди свои короны. В зеркало она увидела, как вошел Эхнатон, но не повернулась к нему, только вопрошающе смотрела на отражение его мрачного лица. Лицо нервно подергивалось, глаза налиты краснотой, видно было, что Эхнатон на грани своей болезни, вот-вот падучая свалит его на пол.

— Помоги, Неф, — прошептал он, опускаясь у его ног, — я даже не знал, что мальчик так мне дорог, я так страдаю, я ночи не сплю…

— Но как я могу помочь? — Царица погладила его по голове. — Я так думаю, дорогой… что мальчик скоро найдется, я уверена — никто не причинит ему вреда. Конечно, он жив, но.

— Что? — Встрепенулся фараон и поднял на нее молящий взгляд. — Неф, я все готов отдать. я все бы сделал, чтобы вернуть сына. Тути ведь мой наследник.

— Да-а-а — задумчиво протянула Неф, — наследник… Сын, рожденный от рабыни, наследник всего Египта… Послушай, дорогой, — переменила она тему, — почему закрыта мастерская? Ты случайно не вздумал подарить Тутмеса своему дяде? А кто закончит его последнюю работу, ту, где мы вместе, она у него так хорошо получилась, только наши руки осталось доделать. К тому же такого мастера ты больше не найдешь… Верни скульптора, Эхнатон… — твердо сказала Неф, пристально глядя в его страдальческое лицо.

Эхнатон поднялся и направился к выходу, но ноги его подогнулись и он упал на ковер. Задергался, выгнулся всем телом и захрипел. Неф встала с кресла и некоторое время смотрела с брезгливостью на извивающееся тело, приподняв платье, переступила и вышла с громкими криками:

— Помогите, лекаря скорее! Царю плохо, скорее сюда!

Прибежали слуги, перенесли фараона в его опочивальню, привели лекаря. Всё обошлось, не в первый раз. На следующее утро случилось чудо.

Тути проснулся в своей кроватке и с удивлением таращил сонные глаза на толпу людей, с радостными криками воздевающих руки к небу. Счастливая Кийа взяла ребенка на руки и понесла в покои Эхнатона, который еще спал после влитых в него снадобий. Ния тоже, избавленная

удачным лечением от болей, благополучно вернулась и занималась уборкой в покоях царицы.

Уже поздно вечером, когда дворец затих, Неф осторожно, стараясь не привлекать внимания, направилась к мастерской. Она была почти уверена, что дверь не будет на этот раз заперта…

Тутмес стоял у незаконченной статуи и работал заостренным резцом.

— Я думал, он меня казнит, — сказал Тутмес, бросая резец и обнимая Неф.

— Разве я ему позволю… — прошептала она.

ГЛАВА 6. ДА ЗДРАВСТВУЕТ ФАРАОН!

КИЙА, растолстевшая и глупая, стала фараона сильно раздражать. Тути вырос и не нуждался в ее опеке, им занимались образованные в разных науках наставники. В конце концов, Эхнатон выгнал Кийу из дворца и объявил главной женой свою старшую дочь Мириатон, поскольку любимая Макиатон неожиданно умерла от неизвестной болезни, не родив Эхнатону ребенка. А Мириатон сразу зачала и ходила гордая, обещая родить отцу мальчика, настоящего наследника Египта. Но родила девочку, к большому разочарованию фараона. Тогда Эхнатон решил взять себе в жены третью дочь, красавицу Анхесепаатон, которая давно была предназначена наследнику Тути в жены, даже официально объявлена его невестой.

Неожиданно Эхнатон внезапно таинственно и необъяснимо скончался, в возрасте всего 33 лет. То ли брошенная Мириатон отомстила отцу за его непостоянство, то ли из падучей не сумел выкарабкаться, то ли отринутая давно царица так и не простила своей отставки, то ли нашлись враги в ближайшем окружении… Разные слухи ходили по дворцу и по всему Египту. Но фараон умер, да здравствует ФАРАОН! — Тутанхамон. Однако, новый фараон слишком молод, он еще мальчик. Ему нужен наставник. А царица давно его опекает, он ей доверяет и во всем советуется только с ней.

И теперь Неф правит решительно и умело всем Египтом, разъезжая в колеснице по стране в золотой одежде и сверкающей короне. Корону она снимает только на ночь, когда никто ее не видит. Что-то происходит с ее волосами, их уже осталось совсем немного, бывает, она утром находит на подушке целые пряди. Чудодейственные мази, изготовленные на жире льва, или из рыбьего жира, смешанного с порошком из высушенной змеиной кожи, не помогают… Неф решительно обривает голову, и ее точеное лицо приобретает даже более выразительные черты, чем прежде, оно словно вылеплено неведомым скульптором и сияет уверенностью и радостью жизни.

Посещая мастерскую, она теперь без всякой боязни снимает свою корону, и Тутмес не устает восторгаться божественной формой головы своей царицы. Неф сама красится изобретенными придворными мастерами белилами, румянами и тушью, эти краски превосходят своими качествами китайские и индийские средства. Рецепты красок мастера держат в тайне и, если продают знатным женщинам, то очень дорого. Хотя старый придворный лекарь высказывает в беседе с царицей некоторое сомнение по поводу красок, мол, они могут быть вредными и даже ядовитыми, в них, без сомнения, слишком много ртути, и та может навредить любому органу, он советует вернуться к прежним, индийским, но царица не вслушивается в его совет — ей некогда, она властвует и счастлива, она в упоении правит страной.

Боли в желудке преследуют ее чаще, чем в прежние годы. Но об этом она никому не говорит — Неф боится. Старого лекаря уже нет, он скоропостижно умер, а лекари, которых при дворце много, дадут ей такие снадобья, которые не вылечат, а скоро сведут ее в могилу. Врагов, тайных и явных, у нее хватает, и очень многим жрецам не нравится, что страной правит женщина, и при малом фараоне многие из них хотели бы наставниками стать. А еще хотели бы уничтожить, раздавить веру в ненавистного им Бога Атона, вернуть свергнутых Эхнатоном богов и обрести прежнее влияние и прежнюю безграничную власть.