Хроники Навь-Города
Шрифт:
Лицо гладкое, без морщин. И выражает… А не поймёшь, что оно выражает. Смотрят глаза в глаза, а — пустота.
Он пальцами отломил кусочек чего-то похожего на лепёшку. Поднял забрало. На удивление, серой не пахло. Ничем не пахло — или это по контрасту с замкнутым пространством рыцарских доспехов?
Он осторожно надкусил лепёшку.
Обыкновенная лепёшка, грибная, навьгородская.
— Спасибо, — сказал он, — очень вкусно.
— Говорящий, — сказал один из тарков, но Фомина интересовал не тарк, а
Мелькнуло что-то, определённо мелькнуло в глазах. Радость? Понимание? Или просто собачий восторг от счастья услужить высшему?
— Он, похоже, из вольных. Структура мышления не упорядочена, — пояснил тарк-с-бронехода.
— А-а… — Интерес к Фомину, похоже, иссяк.
Любопытно, они специально для Фомина говорят человеческим языком? А кто сказал — человеческим? Быть может, это люди заимствовали у тарков звучную, чеканную, логичную латынь?
Человек по-прежнему стоял перед Фоминым с подносом в руках.
— Так и будем играть в гляделки? Нехорошо: одни едят, а другие глядят. — Фомин говорил негромко, ровно, благожелательно. — Пошли куда-нибудь в уголок, потолкуем о своём…
Понял человек, не понял, но, не поворачиваясь к Фомину спиной, он начал пятиться и пятился довольно ловко, к углублению в пещере, «кабинету карбонариев».
— Отличное место. И мы никому не мешаем, и нам никто не мешает.
Человек никак не реагировал — стоял с подносом и только.
— Да ты поставь поднос, удобней будет. — Не дожидаясь ответа (похоже, долго бы пришлось дожидаться-то), он взял из рук Аполлона поднос и установил его на каменном выступе. — Что порекомендуешь?
Аполлон не ответил.
— Ну, дай тогда, если говорить стесняешься.
Тот продолжал стоять не шелохнувшись.
— Или сам возьми. Себе. Ну?
Никакой реакции, не считая блеска в глазах.
— Хочешь? — Фомин взял с блюда нечто, напоминающее куриную ножку. — Бери! — Он протянул её человеку.
Тот благодарно осклабился и схватил предложенное. Руками схватил, что радует.
Быстро обкусал мякоть, а потом разгрыз и косточку. Съел без остатка, затем извлёк из складок хитона кусок материи и благовоспитанно вытер им руки и губы. Вечная салфетка, похоже. Обязательно, обязательно следует завести такую себе.
То ли благодаря акустическим свойствам зала-пещеры, то ли тарки просто говорили громко, но было хорошо слышно каждое слово.
— Похоже, на Земле начинает припекать.
— Как могло быть иначе? Приливные силы есть фактор, которому нет противодействия. Недра разогреваются — и здесь, кстати, тоже.
— Но здесь нет магматических существ.
— Пока нет.
— Хорошо, пока нет. А там они уже поднимаются к поверхности. Пройдёт немного времени, и угроза вторжения магматических существ на нижние уровни воплотится в реальность.
— Что Земле угрожают катаклизмы, не вызывает
— Уточню — должны ли мы принять переселенцев.
— По Великому Договору мы обязаны прийти на выручку союзникам в случае угрозы их существованию.
— Прийти на выручку — не значит предоставить свою территорию навечно. И потом, союзники семь тысяч циклов назад не обязательно союзники сейчас.
— Земля просит принять шестьдесят тысяч переселенцев. Если мы пойдём на это, то превратимся в меньшинство на нашей планете.
— Положим, не в меньшинство…
— После того как шестьдесят тысяч землян поселятся здесь, кто помешает им принять ещё столько же уже без нашего согласия? Или пять раз по столько же?
— Это не решение проблемы. Переселение сюда — тупиковая идея. Нужно предложить иное — переселение во Внешний пояс. Там-то уж магматических существ опасаться не придётся.
— Но есть ли у них время?
— Есть ли у нас время? Мы тоже должны строить поселения во Внешнем поясе, и строить немедля.
— Но что мы ответим Земле? Меж строк ясно проглядывает угроза: если мы не согласимся на переселение, они придут без согласия.
— Скажем точнее — попробуют прийти. Если их пустят.
— Но начинать войну…
— Начинать войну, конечно, не стоит. Но есть вещи и пострашнее, чем война. Давайте пока предложим объединительный план освоения Внешнего пояса. И как жест доброй воли, — готовность принять десять тысяч переселенцев. В конце концов, они могут покинуть Нижние уровни, даже выйти на Поверхность — это создаст резерв в пятьдесят, а быть может, и в сто циклов.
— Не говоря уже о том, что некоторые считают, будто возможно ужиться и с магматическими существами…
Дружное хрюканье, вероятно, смех по-таркски. Или негодование. Или ужас. Много ль он знает о тарках, чтобы спешить делать выводы?
Фомин посмотрел на сотрапезника. А пожалуй, кое-что и знает. Кое-что, заставляющее держать саблю востро. Иначе сабельку-то отберут, дадут, как этому, поднос в руки. Или вовсе — под зад коленкой, пшёл! На кухню! На разделочный стол! Яблочко в рот сунут, хренком обложат, лимонным соком сбрызнут — соблаговолите откушать, гости дорогие!
Нет, это вряд ли. Зачем им старый, чёрствый, жилистый рыцарь-бортмеханик, пропитанный желчью, потом, радионуклидами и прочей дрянью. У них, поди, есть специально откормленные, пухленькие, мягонькие человеки. Молоденькие, даже молочные.
Гнев вышиб из сознания тарков — если они там, конечно, были. Но рассудок помутил наверное, и помутил изрядно.
Фомин попытался успокоиться. Ещё раз попытался. Кажется, получилось. Стук крови в висках унялся, и он снова мог слышать.
— Но и десять тысяч переселенцев — мало не покажется.