Хроники Ордена Церберов
Шрифт:
И та расплылась с польщенной улыбке.
— Хорошая голова, ваше сиятельство, напрасно вы беспокоитесь! — целитель Гораций вертел эту самую хорошую голову, ничуть не смущаясь, что она сидит на моей, вообще-то, щее и крепко приклеена. — С такой службой, как у вас, конечно, всякое бывает, да и алхимией ваш брат-цербер часто злоупотребляет, но у почтенной Танис я пока что никаких признаков патологии не вижу… Очень хорошая голова, всем бы такую!
— Упаси боги! А скажите, почтенный Гораций, — не унимался Илиан, — Вам, случайно, не известно, что случилось с почтенным
— Случайно, известно. Меня просили на него взглянуть, в числе прочих коллег, но помочь ему, увы, я ничем не смог — его голова была куда хуже, чем у многих ваших достойных соратников по ордену, из тех, кого мне доводилось осматривать, и много, много хуже, чем у почтенной Танис. А чем голова почтенного господина Зербуса заинтересовала ваше сиятельство, позвольте спросить?
От целителя мы вышли в задумчивости.
Узнав, что голова почтенного Торна нас интересует по прямой служебной надобности, целитель Гораций охотно поделился знаниями — вот только уже со второго слова я перестала их воспринимать, а на втором десятке почувствовала, что мои глаза съезжаются к носу. Из объяснений я вынесла главное: проклятия не было. Ни ведьмовского, ни магического. Было — некое потрясение, оказавшее столь мощное воздействие на разум почтенного Торна Зербуса, что тот не вынес и рухнул. Что это было за потрясение и было ли оно вызвано естественными причинами или же наведено кем-то намеренно — целителям неизвестно, да и странно было бы ожидать иного. Ведь тогда бы графу Бирнскому пришлось искать другую причину, чтобы вызвать Солнышко домой.
— Ну что, Око ордена Цербера, что думаешь? — устроил мне экзамен Солнышко, пока мы добирались к дому обезумевшего смотрителя причала.
— Думаю, поглядим — увидим. Навскидку тут можно пяток тварей назвать, из тех, что могут безумие навести и лекарь, если он не орденский, конечно, следов не увидит, и которым места у вас тут подходящие. Если и мы следов не увидим, нужно будет расспрашивать родню, близких, в присутственное место к нему идти и там народ теребить… Там будет ясно, кто его так.
— Думаешь, так-таки помогли? А может, все же сам от какого-нибудь потрясения с ума сошел?
— От какого?
— Может, встретил наконец любовь всей жизни, а та ему из-за дурной славы отказала!
Я хмыкнула, не скрывая скепсиса:
— Я бы не сошла!
— Да тебе-то с чего?
— Ну д… — почти согласилась я, и только затем сообразила, что он сказал. — Чего-о-о?!
— Я имел в виду, ты же цербер! Цербера такой ерундой с ума не сведешь! — с самой гнусной ухмылкой пояснил Солнышко.
И весь его вид без слов свидетельствовал, что всё я правильно поняла.
Вот же… погань! Высокосолнечная!
Дом господина Торна мне понравился: большой, с башенками и нарядной черепичной крышей… Хорошо живут смотрители причалов!
Оглядев домик от флюгеров до ступеней, Илиан восхищенно присвистнул:
— Знаешь, а может, я не так уж и пошутил. Столько воровать — это ж совсем нужно разум утратить. Только вот с потрясением у меня промашка вышла: он явно не любовь всей своей жизни встретил, а графскую проверку!
Но через дюжину минут, после осмотра пострадавшего, Камень уже не шутил.
Потому что на его ауре, присмотревшись,
Не сговариваясь, в доме мы обсуждать ничего не стали, и только выйдя на улицу, разом заговорили:
— Это русалка!
— Этот идиот умудрился настроить против себя русалку!
И изумление Солнышка было еще как понятно: русалка тварь не слишком зловредная, и, если ее не трогать, первая не нападает. Чудовище это разумное, хоть разум ее очень нечеловеческий, как у Болотной Девы, что жила в сердце Фидейских болот, рядом с моим старым домом. В родном облике русалка — это баба с рыбьим хвостом, но умеет она и полностью перекидываться в человека. Частенько селится рядом с людьми, потому как хоть и питается в основном рыбой и морскими гадами, влечет, манит ее человеческая жизненная сила. Пользу же от такого соседства можно поиметь немалую: обжившись в облюбованном месте, она ловит рыбу, водит к своему берегу косяки.
Я сама выросла в нищей деревушке на краю болот, я знала голод, хоть нас с наставницей он и задел лишь самым краем, и потому отлично понимала, что рыбацкие деревни для которых вопрос каждодневной пищи — вопрос выживания, скорее сами предпочтут расплатиться жизненной силой за сытный промысел и указанные чудовищем устричные отмели, чем побегут с жалобой в орден.
И хоть все понимают, что это запрещено орденом и кормить своей силой тварь — последнее дело, но простому люду часто важнее возможность каждый день кормить детей досыта.
А орден… ордену Цербера порой важнее, чтобы простые люди ему верили. И потому, если проверка подтверждает, что именно эта особь не опасна и чтит людские законы, то и орден тогда смотрит в сторону.
Ордену Цербера есть на что смотреть: в мире полно тварей куда опаснее русалок.
И хотя вопрос “Ну и что будем делать?” так и зудел на самом кончике языка, я прикусила его и промолчала.
— След взять можешь? — хмуро и деловито уточнил напарник.
Я потянулась к дару, раскинула его вокруг, дотянулась до Торна Зербуса. След взялся легко: русалка явно была молодой и неопытной, иначе постаралась бы хоть-как то его спрятать.
И кивнула, подтверждая: да, смогу.
— Давай. — Скомандовал Солнышко. — Русалка — тварь одиночная и не слишком опасная. Попробуем для начала с ней поговорить. Если сумеет вернуть, как было…
И снова я согласно кивнула: приказ поняла, с планом согласна.
След вился и вился — от центральной площади к причалу, от причала — вдоль реки, через мост, и дальше от города. Далековато она от людей забралась…
— Я у отца в кабинете карту видел, — словно прочитав мои мысли, подал голос Илиан. — Здесь с пяток рыбацких деревушек наберется, а хуторов в одну-две избушки и вовсе не счесть: места здесь рыбные.
И резко переменил тему:
— След видишь?
— Вижу. Давай к мосту двигаться — след через реку уходит.
Его, пусть и старый, я держала легко и уверенно: все же, очень молодая тварь в Нордвиге набедокурила.
А когда мы добрались до места слияния двух рек, где в полноводную Йинакиас впадала питаемая болотными родниками и оттого почти черная Маура, я тронула Камня за рукав:
— Стой. Здесь. Здесь ее след свежий!
Камень повертел головой:
— Дымом пахнет. Чуешь?