Хроники особого отдела — 2
Шрифт:
И тут Ян без взмаха ударил старика ногой в грудь. Спор прервался. Где-то неподалеку с вершины сорвался еще один камень и покатился, гремя, по склону.
Когда настырные насекомые, жужжа, вновь уселись на камни в преддверии пещеры, Илья увидел только детей.
— А где старик? — спросил он, испуганно оглядываясь назад.
— Какой старик, па? — удивлению мальчишек не было границ.
На каменной, выжаренной солнцем площадке до белизны, не было ни души.
Солнце, ослепительно ярким пучком острых лучей, насквозь прокалывающих тела своим огнем, отчаянно,
Ян злобно посмотрел на богатыря, перевел взгляд на его вспотевшее потомство, вздохнул, почесал нос и подмышку, хрюкнул, явно проглотив ругательство, а потом громко и четко выговаривая каждое слово, будто минуту назад здесь в самом деле никого не было, начал:
— Окружённая практически непроходимым скалистым Гиндукушем — недружественным преддверием Памира и Тибета - как в глубоком бассейне, лежит, ежегодно расцветая по весне маками и ирисами, долина Бамиан.
Голос Яна отразился от скалы, взвился вверх – и мягко растекся по каменной площадке, погружая слушателей в давние, очень давние времена…
...Горы, за тысячелетия изрытые людским старанием, давно превратили окружающий пейзаж в странный, похожий на рваный орнамент кружева, рисунок. Многочисленные пещеры комплекса старых монастырей переходят от шумерских монахов с их императором - полубогом Энмеркаром к огнепоклонникам и далее, без конца.
Здесь отметились почитатели пророка Зардешта, которого греки назвали Зороастром, Сыном Звезды.
Евсеи писали свои странные речи и проклинали пришедших им на смену толкователей священной книги праариев — Авесты.
Наконец, видимо начитавшись арийских былин, кто-то высек пять скульптур Будды: гигантскую-стоящую, потом лежащую, сидящую, маленькую идущую и, ещё одну, тоже гигантскую. Между этими памятниками, среди бесконечных галерей, пещер и ниш, можно встретить старые фрески — целые книги, давно предлагающие нерадивым потомкам прочитать оставленные на них письмена…
Он вздохнул и остановился напротив расписанной чёрной от старости охрой стены.
— Ну ваще, ты даёшь, — восхитился любознательный Павел.
— Как наша грымза-истеричка Гарпия Лоренс, — хихикнул Пётр.
— Преподаватель истории Британских островов, — поправил Илья.
Отнюдь не польщенный сравнением Ян только выразительно возвел глаза к вершинам гор. Но злиться по таким мелочам он не умел, не считал нужным. И вообще, можно же качественно посчитаться?
— Двигаемся живее, запоминаем проход, ещё минут десять, тут уже недалеко… На месте садимся, перекусываем, осматриваем могилу, — экскурсовод, не обращая внимание на нытьё и выразительные вздохи, тащил туристов в глубь горы.
— Не видели мы, что ли, старых костей, — мальчишкам было немного жутко в этих душных, пустых тоннелях.
— Там нет костей. Там могила. Я про кости не говорил, — хмыкнул проводник.
— А чья могила-то? — Илья, пытаясь забыть старика, решил поучаствовать в разговоре.
Дёрнув плечами, фигура начальства исчезла за поворотом…
Некоторое время шли молча. Прелесть
Наконец, группа подошла в незаметной со стороны коридора нише, в которой была выдолблена овальная яма, глубиной около двух метров. Освещённая фонарями, она показала прибывшим своё пустое белое нутро.
Постояли.
— Чья могила-то, Ян?
— Моя…
***
На следующий день туристы покинули долину. Сторож при шлагбауме остановил на выезде из города джип и, взяв дорожный «закят», поднял загородку и пожелал: «Сафар бахайр!» — Счастливого пути!
***
Шёл 583 год до н.э.
— Где живет этот проклятый мальчишка? — зло стерев капельку крови, выступившей от жары из треснувшей губы, и тяжело дыша, спросил Пероз (1), высокий плотно сбитый мужчина, обладатель гладкого, абсолютно голого затылка. Он был не плешив, просто ежедневно, презрев устои, человек брил свою голову уже который десяток лет. Самый старый из трёх идущих к дому пророка.
— Зардешт, судя по всему, неплохо устроился. Все, что даётся для блага обеспеченного судьбой человека, ему не чуждо, — точно также, с трудом переводя дух, вслух подумал Яздегерд (1), обладатель толстой косы на затылке, узких раскосых глаз и лютни за плечом…
Третий, Гомизд (1), промолчал. В отличие от своих разговорчивых спутников он считал врезанные в бесконечную стену из глинобитного кирпича маленькие дверки, ведущие во внутренние дворики перед домами.
Наконец, он остановился и уверенно стукнул посохом, блеснувшим серебристым металлом на конце. Кто понимал, во что окована эта темная гладкая палка, осознавал степень власти ее обладателя и склонялся ниц…
Но в данный момент, кроме него и не менее колоритных попутчиков, не было никого вокруг…
Дверь оказалась не заперта, хоть известно, что воров хватает в любом городе, тем более городе - перекрёстке караванных путей. Просто хозяин знал — силу не остановить: ни стеной из глины и тростника, ни дверью из лозы, густо замазанной тиной и высушенной под палящими лучами солнца.
Конечно, воровское общество не рисковало называть хозяина этого дома глупцом, обходя открытые двери по диагонали — в этот дом обращались за пророчеством. Хозяин занимался магическими изысканиями и проповедовал.
«Яркое солнце — единственный всевидящий и всеблагой глаз Ахура Мазды», — говорил он.
«Самое главное — понять суть Бога, - говорил он.
– Если отара людская поймёт суть, то судьба человека будет вписана в горнило природы. Все зависит от этого баланса, от прочной силы, веры. Чем больше добрых помыслов, тем выше цель».
Заратустра встретил гостей у очага, где горел, не угасая и не обжигая, священный огонь. Огонь, чья сила благодаря Прометею была подвластна всем живущим.
— Садитесь, — сказал он вошедшим, не оказывая положенного гостям почтения. — Хаома (2) перед Вами.