Хроники особого отдела
Шрифт:
Генерал выпрямил спину, развернулся. Стукнули о натёртый мастикой паркетный пол ботинки. Вернулся к столу и достал из бокового ящичка обжёгший холодным металлом его горячую руку пистолет.
В груди нарастала тяжесть.
Подержав его с минуту, и, выровняв дыхание, Худояров уже совершенно спокойно проверил табельное оружие, щёлкнув предохранителем и…
– Я те чо, карета скорой психиатрической помощи? – сквозь звон в голове услышал он.
Генерал поднял голову. Перед глазами плыло.
– Уходи, – хрипло попросил он.
Неутомимый
– За истину платят, – шипел он. – За правду сражаются. Правда слаба! Но сила всегда на её стороне.
О чём он?..
По серому лицу Худоярова волной прокатилась обжигающая волна, в груди заломило, и он, охнув, развалился на кресле. В глазах остались непонимание, боль… и какая-то детская обида.
Злость, смешанная с раздражением, мгновенно стерлась с лица стоящего перед ним начальника Особого отдела:
– Рашид, – сквозь вату и гул чужих, лишних, ненужных голосов, с трудом, расслышал Худояров, – Я те не Асклепий, (мать его…), я те инфаркты лечить не умею. Ну, какая ты сволочь, а?!
***
…Он медленно плавал в густом бесцветном киселе. Мысли так же неспешно перемещались следом, и он даже видел их образы, почему-то аккуратно напечатанные… будто на пишущей машинке научились печатать рисунки...
«Что удержало от выстрела? Неужели, страх?»
Он представил, как Ян стоит рядом с его обитым кумачовой тряпкой гробом и, с презрением, не скрывая своего обычного неуважения, даже к покойникам, сообщает: «Дурак. Самая большая глупость – лишить себя удовольствия узнать, что завтра снова взойдёт солнце!» И эта его вечная кривая улыбочка на лице… как всегда, непочтительная…
Потом наступила темнота, и Рашид Ибрагимович стал мучительно раздумывать: зачем он так сказал?
…За окном, одуревшие от весеннего тепла, радостно орали воробьи.
«Раскрыл фрамугу-то!», – подумал Худояров удовлетворённо. И, решив, наконец, возмутиться: «О покойниках хорошо, или никак!», – открыл глаза.
***
В кабинете пахло камфарой. Суетилась, охая, мёдсестра. Серый, от ответственности и страха, секретарь громко и радостно сообщал:
– Доктор уже на подъезде!
Он медленно приподнял голову, с удивлением, отметив, что лежит на диване. Оглядел свой кабинет. В окно водопадом лилось живое светлое тепло весеннего мартовского солнца. Этот животворящий свет растопил тяжесть в его груди. Дышалось легко, и в голове, впервые за много дней, наступил мир и порядок.
Начальник особого отдела стоял к нему спиной и, читая пасквильный документ из детского сада, тихо хихикал.
«Паршивец», – улыбнулся Рашид Ибрагимович.
Он посмотрел на стол и увидел сиротливую веточку вербы, воткнутую им самим в пустую чернильницу ещё в прошлом году. Ни воды, ни даже чернил за это время в стеклянную посудину так и не налили, и ветка была засохшей.
Была.
Сейчас маленькая сухая палочка, источая нежное, едва заметное мерцание, пила солнечный свет. Из таинственной, ставшей масляно-клейкой,
***
Они прилетели в Австрию ранним утром и долго добирались до Вены из пригорода, где построенный во время аншлюса аэропорт неторопливо и чётко принимал воздушные суда со всего мира.
В воздухе висел серый туман, характерный для промозглой погоды конца марта. И эти мелкие капли воды старательно забирались ещё немногочисленным пешеходам под воротники. Люди вздрагивали, ёжились и ускоряли шаг.
Ксения из окна рейсового автобуса, с удовольствием, наблюдала, как молодое послевоенное поколение венцев спешит на учебу. Сидящий рядом Борис ностальгически вздыхал, при виде пожилых господ в шляпах и длинных ратиновых пальто, которые выводили своих собак, таких же уверенных в себе, как и их хозяева.
***
В этот раз государство, (в лице начальника особого отдела), предоставило им отличный номер в дорогом отеле. «Официальным представителям Советского Союза по ночлежкам таскаться не по чину!», – сообщил на прощание Ян и отправил в Европу, вручив объёмистый кошелёк,
Кесслеровы летели, не скрываясь, под своей фамилией, и эта ситуация удивляла Ксению. Как-то сомнительно было, что родная страна так беспокоилась о них – недавно проваливших тщательно замаскированную для иезуитов мышеловку. Открытое прибытие, дорогая гостиница, да ещё и куча денег.
Муж, как всегда, летел, не задавая вопросов. Чёрная паучиха давно и надёжно запеленала историка своей прочной нитью. Иногда у жены создавалось впечатление, что супругу всё равно, чего делать и куда идти – лишь бы рядом с ней!
Для Ксении же приказ звучал чётко: «Прелатура Святого Креста и Опус Деи,(1), обязана переехать в Ватикан. Мы не в состоянии контролировать разбросанные по всей Европе отделения».
В Вене долго искать её расположение не требовалось, святые отцы ещё в XIX веке облюбовали Миноритенкирхе. А потому, оставив вещи, пара сразу отправилась в расположенное рядом с храмом кафе «Централ».
– Тебе что заказать, дорогая? – спросил Борис, отодвигая тяжёлый стул для Ксении.
– Штрудель и кофе «Меланж», – откликнулась она.
Стоящий недалеко от столика официант, с грустью, смотрел на пару типичных обеспеченных австрийцев, понимая – чаевых не будет. Но, услышав французский акцент у ответившей по-немецки своему спутнику дамы, парень воспрял душой и решил провести небольшую экскурсию.
– Мадам, знает, в какое место её привёл господин? – с надеждой, начал он.
Пара подняла глаза и познавательно закивала. Воодушевлённый данным фактом, народный экскурсовод продолжил:
– Вы, конечно, даже не догадываетесь, что может объединять Адольфа Гитлера с Владимиром Лениным, а также с Львом Троцким, бароном Ротшильдом, Иосифом Сталиным, последним правителем династии Габсбургов, Зигмундом Фрейдом и Иосифом Брос Тито?