Хроники особого отдела
Шрифт:
Он сможет навсегда уйти только 8 ноября 1974 года. Известны его слова:
– Я очень устал. Поверьте, нет ничего страшнее, чем быть обречённым слышать чужие мысли. У меня нет больше сил…
Судьба записки, переданной Мессингом Никите Сергеевичу, не известна. Но его сын Сергей записал мнение отца о провидце:
– Странный человечек! Но! Что-то в нём есть!
Есть ещё одно озвученное мнение.
На вопрос посетившего выступление гения Ильи: «Почему Вольф Мессинг не трудится в Особом отделе», присутствовавшие за обедом
– Нам только не хватает, чтобы дух Йехуда Льва бен Бецалеля, (1), которого в Старой Праге каждая собака знает под именем «Высокий рабби Лев» у нас поселился…
Привыкшая всегда задавать вопросы Елена Дмитриевна решилась выяснить, какая существует связь между чьим-то духом и Мессингом?
– Так он его праправнук, – не замедлил с ответом Ян.
***
С утра засев в Ленинской библиотеке, Борис перерыл горы литературы о несущем свет сыне утренней зари. Не выяснив ничего толкового, он остановился лишь на описании шестикрылого серафима, вмёрзшего в лёд где-то в самом малодоступном районе Ада.
В средневековой литературе покровителя планеты Венеры представляли с тремя огромными зубастыми пастями – ими он грыз предателей и изменников. Впечатлительный Бернагард даже слегка замёрз, представив существо в действии. В желудке забурчало, и белый маг спохватился – время-то! Посмотрев на часы, заторопился за Машей.
После истории с «немецкими женщинами» уже прошло некоторое время, и родители решили снять запрет на посещение детского сада, сделав вид, что праздник уже прошел… и кому он там на самом деле посвящён, можно начать выяснять только на следующий год.
Ровно в шесть родитель открыл тяжёлые двери и переступил порог необходимого для любого строителя коммунистического будущего общеобразовательного учреждения.
Зайдя в группу, отец, близоруко щурясь, поискал своё чадо в кучке таких же, как она, девочек с одинаковыми косичками, ленточками и коричневыми платьицами, которые продавались в «Детском мире» и широко применялись мамами для ежедневного использования в детском саду.
– Маша, – позвал он, так и не вычленив из группы своего ребёнка.
Одна из девочек подняла голову и, дёрнув себя за косичку, сообщила:
– Маша в туалете стоит в углу. Она буржуинка.
Борис вздрогнул. Отчего-то детская реплика до боли напомнила ему нехорошее прошлое. Такая… безапелляционность. Он поспешил по указанному адресу. Там, среди собранных в весёлый кружок больших белых горшков, стояла его заплаканная дочь.
Пока они обнимались, пытаясь успокоить друг друга, помещение заполнили нянечка, воспитательница, старшая воспитательница и ещё кто-то, с грозным выражением лица.
– Борис Янович, – громко окликнули его. – Наш воспитательный совет решил поставить вопрос о необходимости наблюдения за вашей семьёй, как неблагополучной, и обращении к вам на работу – в вашу партийную организацию. Вы в курсе, что говорит ваш ребенок?
Борис тяжело вздохнул и полез за служебным удостоверением…
Господи,
Через полчаса отец и дочь бежали к метро, весело измеряя глубину грязных мартовских луж. Маша смеялась и громко кричала разлетающимся в испуге голубям:
– Окончательное эмбарго на детский сад! Ура!
———————————
Рабби Лев ( Йехуда Лев бен Бецалель ), авторитетный исследователь Каббалы и изобретатель Глиняного Голема. (1).
Глава 52
Глава 4. На грани третьей мировой
Часть 7
Рашид Ибрагимович смотрел на бумаги, лежащие на столе, и, как никогда, чувствовал вопиющую нелепость происходящего.
«Я, коммунист, (стаж 26 лет), Полойко Анастасия Дмитриевна, директор воспитательного учреждения ясли-сад №16 Фрунзенского района города Москвы, вынуждена информировать отдел семейной политики районного комитета коммунистической партии о выявленных мной фактах ненадлежащего воспитания и ухода родителями за воспитанницей детского сада Кесслеровой Марией, пяти с половиной лет...».
Он читал письмо и недоумевал: каким образом оно оказалось у него в кабинете? Почему он не должен отправить его сейчас в мусор? «Вынуждена информировать…».
Утром сей документ передал САМ Семичастный. И не просто передал. Точно издеваясь над чувствами подчинённого, выговаривал: «Видимо, у вас там не хватает разума, и вы уже не в состоянии разобраться в делах, которыми Партия вам доверила заниматься! Ребёнок проживает в секретнейшем отделе страны! И в яслях – вы вдумайтесь! – рассуждает о возможной центаврианской интервенции… Мои приказы не обсуждаются, товарищ генерал, их выполняют! Ребёнка в интернат! Пока родители находятся на задании Родины… вы не справились – так там правильно научат!..»
Генерал резко встал. Бледнея, подошёл к окну и, ослабив узел галстука, на ходу стал расстегивать верхние пуговицы рубашки. Губы затряслись, а шея пошла пятнами, наливаясь тёмно-багровой кровью. Зато холод влез между пальцами, упорный холод… щеколда форточки, промёрзшая за зиму, не хотела открываться.
Рашид Ибрагимович зло упёрся в стекло кулаками, словно хотел разбить его и выйти, выйти в окно, наконец, забыть о своём вечном, липком, обволакивающем всё тело страхе.
«Сдать Машу в интернат.
Точка. Приказ.
Нет. Невозможно.
Он не станет этого делать. Никогда. Там, дома, в Серебряном бору, живёт ещё одна девочка. Его! Даша. Её тоже? Если что – её тоже?! Нет. Никогда…».
Он всегда боялся за семью, твёрдо зная, что с такой службой – семьи быть не может. Никто не смог бы сосчитать, сколько дум, сколько бессонных ночей прожил он за все эти годы. Почему-то вспомнил сообщение о смерти дочери и новорожденную внучку, лежащую в люльке. Её пальчик, высунувшийся из кокона тугих пелёнок…