Хроники особого отдела
Шрифт:
Глава 51
Глава 4. На грани третьей мировой
Часть 6
Мартовское неяркое утро встретило Рашида Ибрагимовича в Комитете. Отведённое Худоярову место, справа от окна, позволяло ему смотреть, как на вымороженном пятачке внутреннего двора скребёт широкой лопатой снег худенький солдатик. Несмотря на 20 марта и небольшую оттепель, зима не торопилась сдавать свои права.
Рабочий день начался, и собравшиеся, молча, ожидали, пока им расставят на столе только что разлитый по стаканам чёрный
От почти крамольной мысли генерал ощутил на сердце уже привычную тяжесть. Перевёл взгляд, и… невольно обратил внимание, как начальник Третьего управления Грибанов Олег Михайлович – он сидел слева – избегает встречаться глазами с Сахаровским. Александр Михайлович, второй год тянущий воз внешней разведки страны, заметив это, только хмыкнул и тоже отвёл взгляд.
Худояров потянулся за стаканом – сделать глоток – и осознал, что взгляды обоих пересеклись на сидящей рядом с ним фигуре.
Часы бухнули, и ровно в семь в кабинет вошёл Семичастный.
Попав из полутёмного коридора в ярко освещённое помещение, он слегка поморщился от режущего глаза света и, отодвинув подальше прикрытую прозрачным зелёным стеклянным колпаком лампу, негромко сказал:
– Доброе утро. Начнём, товарищи.
Голос прозвучал в каком-то полу утвердительном, (или, скорее… полу осуждающем?), тоне. С каким-то усилием, словно руководителю КГБ не хотелось начинать заседание.
В наступившей тишине почти вызывающе звякнула о стекло стакана ложка – это начальник Особого отдела энергично размешивал свой чай.
Владимир Ефимович строго посмотрел на него, и последний с тяжёлым вздохом отодвинул стакан в сторону.
– Мы собрались заслушать товарища полковника, – тихо продолжил Семичастный. – Поставлены серьёзные вопросы… впрочем, давайте вначале отчёт. Пожалуйста, Ян Геннадьевич.
Настольная лампа, призванная успокаивать присутствующих своим зелёным светом, странно увеличила накал и заблестела.
«Кота приволок, засранец», – внутренне содрогнулся Худояров.
Впрочем, на криминальные блики никто не обратил внимания. Ян встал. Подняв голову, он обвёл присутствующих пристальным взглядом. В кабинете стало прохладно и как-то… неуютно. Но долго начальник особого отдела не давил – улыбнулся и, обратив взор к портрету Ильича, с отеческим прищуром смотревшего на кабинет со стены, начал:
– Феликс Эдмундович лучше смотрелся… – присутствующие вздрогнули. – Суть доклада в следующем. Как все помнят, в сентябре прошлого года личный «переговорщик» Кеннеди господин Джон Маккой, вместе с женой и дочерью, одолжив купальный костюм, мирно плавал в Пицунде с Никитой Сергеевичем. Утром следующего дня наш с вами руководитель начал выражаться воинственно и грубо, назвав нагловатые предложения американцев ультиматумом. Как результат, возникла Берлинская стена, и мы, фактически, перерезали все коммуникации в Западном Берлине.
На сегодняшний день вопрос стоит таким образом: если Запад
Ведущий ядерщик Сахаров позволил себе выступить за разоружение, и хотя он, безусловно, сунул свой нос в то, что его не касается, но, товарищи, надеюсь, нам всем хочется ещё немного пожить…
В связи с этим были предприняты некоторые действия.
Во-первых, если никто не забыл, (в том числе – с чьей помощью), то в 1959 году был успешно арестован полковник Пётр Попов, первый в советской военной разведке разоблачённый агент ЦРУ.
Во-вторых, сегодня я передаю вам материалы на полковника Пеньковского. Не стану вдаваться в подробности, однако уверен: необходимо на сегодняшний день продолжить аккуратно его вести и помочь товарищу передать ещё немного соответствующих данных о состоянии нашего стратегического наступательного вооружения, запланировав разоблачение не-товарища Пеньковского не ранее октября этого года…
Владимир Ефимович вздрогнул, услышав фамилию, и переспросил, посмотрев на Гришанова:
– Вы серьёзно?
Тот медленно встал из-за стола и, кивнув на лежащую на сукне папку, сообщил:
– Сотрудниками оперативно-технического управления была записана часть его разговоров с бизнесменом Гревилом Винном, проживающим в гостинице «Украина». И это, несмотря на включённые в ванной комнате краны и громко работающее радио…
– В дополнение, – смог произнести Рашид Ибрагимович. – При негласном обыске в квартире Пеньковского… – Ян улыбался, – были обнаружены тайники со средствами шифровки и дешифровки…
Он всё ещё улыбался. Грибанову показалось, что у начальника особого отдела сейчас треснут губы от усилий удержать эту улыбку…
– С противоположного берега Москвы-реки телескопической фототехникой мы смогли «снять» на плёнку приём радиопередач, – вставил Олег Михайлович.
– У меня складывается впечатление, товарищи, что вы ведёте себя, как школьники, хвастающиеся своими оценками. Это недостойно коммунистов, – услышали докладчики.
Сахаровский загрустил. Он, как руководитель внешней разведки, не мог сегодня похвастаться подобными успехами, наоборот.
И, конечно, Семичастный, крутивший в руках ручку, показал на него и попросил:
– Мы и Вас слушаем.
Так учитель в классе мгновенно вычисляет не подготовившего задание ученика. И безжалостно спрашивает. И смотрит, как аист на лягушку – склюнуть или дать попрыгать?.. Непривычные мысли. Непривычные чувства… и привычная уже злоба на этого… этого… разулыбался тут!
Сахаровский мрачно уткнулся в бумаги.
– У меня нет бравурного доклада. Восьмого марта вернулась, полностью провалив задание, группа особого отдела. Вместо внедрения были уничтожены крайне важные фигуры. Как результат: по-видимому, кризис, связанный с военным обострением, только усилится…