Хроники похождений
Шрифт:
— Для меня вы император! Я знаю, именно так хотела государыня. И если бы не вице-канцлер, который своим предательством обеспечил тихий переворот… Именно переворот, по-другому не назовешь нарушение воли императрицы в том, что касается престолонаследия.
— Прошу вас, Василий Яковлевич! Прошу вас! Я знаю, вы всегда верой и правдой служили моей покойной бабушке…
— Служить Екатерине — значит служить России! — перебил Мирович великого князя.
— Конечно, конечно. Я знаю, на вашем счету много тайных миссий, — продолжал великий князь.
— Миссий
— Не сомневаюсь, Василий Яковлевич, не сомневаюсь. Но я прошу вас прекратить вашу нынешнюю миссию. Дело в том, что я получил секретное послание от князя Афанасия Федоровича Дурова. Он сообщил мне, что второй экземпляр завещания моей великой бабушки в его руках, и он готов выдать его мне, а также выдать и шпионку, некую мадемуазель де Шоней, участвовавшую в заговоре. Собственно, с этой целью я и отправляюсь в заграничное турне. Так что вы можете считать свою миссию законченной. И вас ждет хорошее вознаграждение.
Вот так так! Значит, Афанасий Федорович намерен выдать Аннет в качестве шпионки! Что ж, это вполне в духе князя Дурова. Мне нужно было немедленно разыскать Лунича, занять денег и бежать к Спелману — велеть англичанину сразу же отчалить, не дожидаясь велетеня и остальных. Я надеялся, что он меня послушается.
Мильфейъ-пардонъ, но я же только что хотел бежать в Москву! И черт меня дернул подслушивать этот разговор!
Я обернулся и увидел старика-incroyables, который также подслушивал, пристроившись рядом.
— Привет, — он помахал мне рукой.
— Эй, подслушивать нехорошо! — прошипел я.
— Исчезаю, исчезаю, — шепотом ответил старик-incroyables и на цыпочках удалился.
Я вновь прислушался. Великий князь и Василий Яковлевич обсуждали вопросы вознаграждения за труды.
— Ваше императорское величество, вы же знаете, я никогда не искал ни славы, ни богатства. Мне нужно ровно столько денег, сколько требуется на скромное существование и безукоризненное исполнение долга, — говорил Мирович.
Вот фанатик! Непременно надо скормить его морским рыбам!
— Василий Яковлевич…
Оглушительный выстрел не дал великому князю договорить. Надо мной раздался звон, и на голову посыпались осколки стекла. Кто-то выстрелил то ли в меня, то ли в окно гостиной, в которой находились Мирович и великий князь Александр. Я бросился бежать прочь от дома. Караульные у костра вскочили.
— Вот он! Вот он! Держи его! — заорали они, кинувшись мне навстречу.
Они приняли меня за преступника, покушавшегося на жизнь его императорского высочества.
— Держите его! — послышался сзади голос Мировича.
Он выпрыгнул в окно и бросился за мною. Прыткий старик!
— Отведай меланжъ, [42] голубчик! — с этими словами я ударил первого караульного ногою в пах.
Он завыл и согнулся от боли. Второй караульный наставил на меня ружье.
42
Меланж — смесь яичных белков и желтков.
Рассвирепевший старик отшвырнул солдата в сторону, но в то же мгновение я врезал ему кулаком в переносицу.
Гвардеец, наевшийся меланжа, выстрелил в воздух. Я метнулся к деревьям, среди призрачных силуэтов которых заметил Марагура. Он вытягивал голову поверх палаток, пытаясь разглядеть, что происходит, однако поста своего не покидал. Я бросился в заросли кустов, продрался сквозь ветки, выскочил на маленькую лужайку и нос к носу столкнулся со стариком-incroyables.
— Черт! Черт! — кричал он и колотил себя кулаком по колену.
Увидев меня, он преобразился, его рот растянулся в улыбке, он помахал мне рукой и сказал:
— Привет!
— Кто-то покушался на графа! — выкрикнул я. — Вы никого не видели?!
Старик покачал головой. Я в который раз поразился его глупому виду. Белый фрак с ярко-зеленым воротником, ярко-красный жилет и ярко-желтые брюки. Да, уж. Если ваш ребенок выбирает такие цвета, знайте, он никогда не станет художником. Разве что маляром. Или будет изображать египетскую мумию на публике.
Позади послышался шум. Кто-то продирался через кустарник следом за мною.
— Должно быть, злодей скрылся там где-то, — выдохнул я и, взмахнув рукой в неопределенном направлении, ринулся вперед, вернее, можно сказать, куда глаза глядят.
Офицеры выскакивали из палаток и озирались по сторонам. Навстречу мне, негромко охая, пробежала бабенка в одной юбке. Небось, она и стонала давеча. В сумерках мелькнули красивые груди с темными кружочками. И чего я не побежал сразу к Пашке?! Говорил же мне папенька в детстве: «Будешь подслушивать, отрежу уши на пельмени!»
Хоп! Странным образом эта фраза мне напомнила старика-incroyables. Казалось, что детское воспоминание как-то связано с ним. Я даже остановился, чувствуя, что вот-вот из глубин памяти всплывет его имя и я пойму, где и когда мы встречались.
— Вон он! Вон он! — послышались крики.
Я упал на землю и пополз между палатками. Вспоминать старика-incroyables было некогда.
— Он где-то здесь, где-то здесь! — доносились до меня голоса.
Я обогнул дерево, прополз в соседний проход и замер. Передо мной над палаткой торчали головы некусаного и опухшего, а над ними возвышался Марагур. Они всматривались вдаль, не замечая того, что творилось прямо под ногами.