Хроники последнего лета
Шрифт:
— Смотрите…
Иосиф Давидович достал из-под стола портфель и выудил оттуда толстую тетрадь.
— У меня все записано…
Он открыл тетрадь и, близоруко щурясь, начал водить пальцем по строчкам.
— Вот, смотрите, на адвоката… первый платеж пятнадцать… потом еще тридцать две… потом… ну, словом, вы найдете. Итого на адвоката ушло пятьсот восемь тысяч.
— Вы хотите, чтобы я их вернул?
— Ни боже мой! — вскинул руки Дискин. — я просто хочу отчитаться!
Он достал из портфеля туго
— Тёма, вам нужны деньги!
— Нужны, — усмехнулся Рудаков.
— Я не спрашиваю, а утверждаю. Здесь миллион. Рублей, конечно. Он ваш. Будем считать это моральной компенсацией.
Рудаков немного подумал и пододвинул борсетку к себе.
— Деньги — это хорошо.
— Слава Богу! Лучше, знаете, поздно, чем не вовремя! И тетрадочку тоже возьмите!
— Спасибо, можете оставить себе.
— Возьмите, возьмите, мне так спокойнее будет.
Рудаков взял тетрадь, пролистнул ее и положил на стол.
— Странный вы человек, Иосиф Давидович. Зачем вам все это?
Дискин заерзал на стуле, как будто обнаружил там кнопку.
— Сам не ожидал от себя. Как много хочется вам объяснить, но не буду. Оправдываться нельзя, надо искупать. Вы — человек умный и добрый, может, когда-нибудь простите по-настоящему.
— А вы знаете, — вдруг сказал Рудаков дрогнувшим голосом, — я тоже много чего передумал. Сначала я ненавидел вас и Ваньку. Потом Наташу. Потом вообще всех. А прошло время, совсем немного, и я понял, что все это — ерунда. Я научился ценить то, что имею. Вы знаете, как здорово иметь собственную зубную щетку?
— Зубную щетку?
— Да. Когда она есть — это счастье. А у меня жена, дом… что еще надо? Будут дети — здорово ведь!
— О, да! Дети — истинное счастье!
— Вот видите! Так что можете считать, я простил. И вас, и всех. Что было, то было, но… Все проходит. А теперь я — домой.
— Я подвезу, — заторопился Дискин.
— Не нужно, я сам!
— Секундочку…
Издатель подозвал официанта, потребовал счет, нацепил очки, раскрыл и присвистнул:
— Ну и цены здесь!
Он посмотрел на вставшего Рудакова поверх очков, вздохнул и сказал:
— С вас триста восемьдесят рублей за кофе. Я заплачу за воду — сто пятьдесят. А чаевые, ладно, поделим пополам, по пятнадцать рублей. Так что с вас — триста девяносто пять. Если что — у меня есть сдача!
Дверь в квартиру была приоткрыта, и прямо на полу, опершись спиной о стену и вытянув ноги, сидел человек в тренировочных штанах и лаковых туфлях на босу ногу. Он держался руками за голову и тихо стонал, скорее демонстративно, чем от боли.
Это был живущий на четвертом этаже известный скандалист и дебошир, из-за которого постоянно отключали лифт, два раза горел мусоропровод, а однажды случилась грандиозная драка, затронувшая
Иванов оказался человеком целеустремленным, тем более что открытая дверь манила его как магнит, но всякий раз случалось досадная череда событий, неизменно заканчивающаяся травмой головы на самом пороге.
Рудаков сильно сомневался в бескорыстности неудачливого гостя, однако спорить не стал, а вошел в прихожую. Иванов зажмурил глаза, ожидая увидеть падение и удар, но ничего подобного не случилось. Тогда отъявленный хулиган и бытовой злодей с четвертого этажа быстро перекрестился, поднялся, держась за стену, и на негнущихся ногах заковылял по лестнице вниз.
— Наташа! — громко сказал Рудаков.
Мутные пылинки рассеивали солнечный свет, пробивающийся сквозь раскрытые занавески, на журнальном столике стояли две пустые чашки, сахарница и высыхала лужица кофе, пролитого, по-видимому, впопыхах. Прямо посреди комнаты вызывающе красовались Наташины тапочки, а на диване лежал халат. Это невозможно. У Наташи было не так много домашних привычек, но две из них полагалось соблюдать неукоснительно: тапочки — на ногах или в прихожей, халат — на плечах или в ванной. Для забывчивого Рудакова на зеркале висел желтый стикер с соответствующим напоминанием.
Рудаков оглядел комнату и медленно опустился в кресло, продолжая держать пакет с арестантскими пожитками и набитой деньгами борсеткой.
Телефон на полочке зазвонил, словно специально дожидался, когда хозяин сядет рядом.
— Да.
— Господин Рудаков? — спросил в трубке мужской голос.
— Да.
— Меня зовут Иван Степанович. Иван Степанович Добрый-Пролёткин. Прошу прощения, но я вынужден сообщить вам плохие новости. Наталья Владимировна просила передать, что больше не вернется. Никогда. Я хотел бы…
— Я знаю, — сказал Рудаков и повесил трубку.
Он немного посидел на краешке кресла, глядя перед собой и раскачиваясь взад-вперед, потом отбросил пакет, встал и прошел в спальню. Там включил ноутбук, тот оказался разряжен, и Рудаков едва не стонал от нетерпения, пока вставлял зарядку и дожидался загрузки операционки.
Как был — в грязной одежде и ботинках сел прямо на кровать и быстро застучал по клавишам.
Не то! Совсем не то!
Он швырнул жалобно пискнувший ноутбук на подушку и метнулся назад в гостиную. Кажется, здесь!