Хроники Тамула

Эддингс Дэвид

— А ты когда-нибудь прислушивался к тому, что они тебе сообщают? Итак, перед вступлением архипрелата Долманта на должность в Чиреллосе велись открытые уличные бои. Я бы счел это очевидным знаком того, что он не пользуется всеобщей любовью. Насколько мне известно, лучший способ для любого правителя укрепить шаткий трон — это заграничный поход, а для эленийцев Эозии единственная заграница — это Дарезия, то есть Тамульская империя. Это мы, Пондия Субат, если ты этого еще не понял.

— Я знаю это, Гашон.

— Я просто хотел удостовериться, вот и все. Тебе покуда ясен ход моей мысли?

— Переходи к делу, Гашон. Я не могу сидеть здесь весь день.

— А что, у тебя назначено свидание с гробовщиком? Ну да ладно. Эленийцы — религиозные фанатики, которые полагают, что их Господь поручил им обратить весь мир в их нелепую веру. Насколько мне известно, они

мечтают и о том, чтобы обратить в свою веру змей, пауков и рыб. Долмант — религиозный вождь эленийцев, и, если б он приказал, они бы двинулись усмирять ледники и приливы. Итак, мы имеем религиозного вождя, который не уверен в своей полной власти над собственной церковью, однако в его распоряжении орды фанатических последователей. Он может либо использовать этих фанатиков для подавления внутреннего сопротивления у себя дома, либо бросить их против иностранного государства под каким-нибудь надуманным предлогом, который воспламенит чернь и заглушит доводы его противников. И неужели только совпадением можно объяснить то, что именно в это время нам наносит «официальный визит» эта глупая бабенка — бабенка, которая, как уверяет нас министр иностранных дел Оскайн, является королевой Элении. Надеюсь, от тебя не ускользнул тот факт, что единственное тому подтверждение исходит от самого Оскайна? Эта так называемая королева явно привыкла вершить дела не столько на троне, сколько в постели. Она явно подчинила себе не только безмозглого осла Алберена Астелийского, но и, видимо, Андрола Атанского. О ее приключениях среди пелоев и стириков Сарсоса мы можем только догадываться. Затем, едва добравшись до Материона, она в первый же день залучила в свою спальню императора Сарабиана — тебе ведь известно, не так ли, что в вечер прибытия гостей Сарабиан и Оскайн тайком пробрались в этот псевдоэленийский замок?

Субат начал было возражать.

— Знаю, — оборвал его Гашон, — это приводит нас прямиком к Оскайну. Я бы сказал, что факты неопровержимо свидетельствуют: Оскайн переметнулся к эленийцам либо ради личной выгоды, либо оттого, что и он подпал под чары этой белокурой эленийской шлюхи. У нее, знаешь ли, было достаточно времени, чтобы обработать его еще в Чиреллосе.

— Это все предположения, Гашон, — возразил Субат без особого убеждения.

— Разумеется, Субат, — с нескрываемым сарказмом согласился Гашон. — Как быстрее всего добраться из Чиреллоса в Материон?

— Морем, конечно.

— Тогда почему же симмурская шлюха предпочла путешествие по суше? Чтобы полюбоваться пейзажами или чтобы проложить себе дорогу в постели провинциальных правителей? Надо отдать ей должное, эта девка на редкость вынослива.

— А как же недавний мятеж, Гашон? Правительство пало бы, если б здесь не было эленийцев.

— Ах да, знаменитый мятеж! Не удивительно ли, что горстка эленийцев, которые по приезде не знали еще ни слова по-тамульски, сумела за шесть недель раскрыть этот ужасный заговор — в то время как агенты министерства внутренних дел, которые всю жизнь прожили в Материоне, и слыхом о нем не слыхивали? Эленийцы подавили воображаемый бунт, Субат, а потом использовали его как предлог, чтобы заточить в своей треклятой крепости императора — и не только императора, но и министра внутренних дел Колату, а ведь это единственный человек в правительстве, который располагает силами, способными освободить нашего монарха. Я говорил с Теовином, главой тайной полиции, и он заверил меня, что с тех пор никому из министерства не дали возможности говорить с Колатой наедине. Наш коллега вне всяких сомнений узник, и приказы, которые он отдает своему министерству, явно исходят от эленийцев. В довершение худшего, они послали так называемого церковника Эмбана в Чиреллос, за рыцарями церкви, дабы они «помогли справиться с кризисом». Субат, в нашем распоряжении все ресурсы министерства внутренних дел и целые армии атанов. С какой стати приводить сюда самых безжалостных вояк во всем мире? Застанет ли тебя врасплох слово «вторжение»? Вот для чего, пойми, затевался весь этот вымышленный заговор — дать Эленийской церкви повод для вторжения в Дарезию, и произошло это явно при полном содействии императора.

— С чего бы это императору сговариваться с эленийцами против собственного правительства?

— Я бы мог назвать тебе сразу несколько причин. Может быть, эта так называемая королева пригрозила лишить его своей благосклонности. Однако более вероятно, что она наговорила ему сладких сказочек о радостях неограниченной власти. В Эозии эти сказки весьма распространены. Эленийские монархи притворяются, будто

это они, а не их правительства принимают все решения. Мы-то с тобой хорошо знаем, насколько нелепа эта идея. Король — а в нашем случае император — имеет лишь одно предназначение. Он — символ правительства, и не более того. Он является средоточием любви и преданности народа. За минувшее тысячелетие имперское правительство весьма тщательно занималось отбором наследников трона. Тамульская супруга императора — сын которой наследует трон — неизменно избирается за глупость. Нам не нужны умные императоры — только послушные. Сарабиан каким-то образом ускользнул от нашего внимания. Если бы ты когда-нибудь всерьез пригляделся к нему, ты обнаружил бы, что он пугающе умен. Колата совершил промашку — Сарабиана следовало прикончить еще до того, как он унаследовал трон. Боюсь, что наш почитаемый император ныне жаждет настоящей власти. В обычных условиях мы могли бы справиться с этой проблемой, но мы не сможем убить его, покуда он находится в этой проклятой крепости.

— Твой рассказ звучит весьма убедительно, Гашон, — признал первый министр, озабоченно хмурясь. — Я знал, что ошибкой было приглашать в Материон этого дикаря Спархока.

— Мы все знали это, Субат, и вспомни, кто отмел все наши возражения.

— Оскайн, — Субат выговорил это имя, точно сплюнул.

— Совершенно верно. Ну как, теперь все сходится?

— Ты придумал все это сам, Гашон? Твои рассуждения чересчур тонки для человека, который всю жизнь пересчитывает мелкие монеты.

— По правде говоря, мне рассказал все это Теовин, глава тайной полиции. Он привел мне множество конкретных фактов, а я сейчас только свел их для тебя воедино. Ты же знаешь, у министерства внутренних дел повсюду свои люди. Ничто происходящее в Империи не будет пропущено в докладах, которые идут в их знаменитый архив. Итак, Пондия Субат, что предложит сделать наш уважаемый первый министр с тем, что наш император — по доброй воле или по принуждению — находится в заточении в ста шагах отсюда? Ты глава правительства, Субат, и именно ты должен принимать решения. И кстати, пока будешь размышлять об этом, подумай и над тем, как нам помешать рыцарям церкви пройти по всему континенту, ворваться в Материон и вынудить всех поклоняться их нелепому Богу — попутно изрубив на куски все правительство.

— Они тянут время, ваши величества, — говорил Стрейджен. — Когда наступает время ужина, они провожают нас до дверей, выставляют наружу и запирают за нами дверь. Всю ночь здание стоит запертым — хотя внутри мелькает множество огней. Когда наутро мы возвращаемся, оказывается, что все уже переставлено. Бумаги путешествуют из комнаты в комнату, точно утки осенью. Я не мог бы поклясться в этом, но, по-моему, они переставляют и стены. Только сегодня утром мы обнаружили комнату, которой, сдается мне, вчера не было.

— Я пошлю туда атанов Энгессы, — мрачно сказал Сарабиан. — Они выставят всех из здания и разберут его по кирпичику.

— Нет, — покачала головой Элана. — Если мы открыто выступим против министерства внутренних дел, все полицейские в Империи забьются в кроличьи норы. — Она поджала губы. — Начнем причинять неудобства и другим министерствам. Не будем слишком очевидно подчеркивать, что все наше внимание уделяется только министерству внутренних дел.

— Полагаете, ваше величество, что до сих пор другим министерствам не причинялось неудобств? — страдающе осведомился Оскайн. — Вы уже ухитрились разрушить то, что создавалось тысячелетним трудом.

— Кто может что-нибудь придумать? — осведомился Сарабиан озираясь.

— Можно мне сказать, ваше величество? — робко спросила Алиэн.

— Конечно, дорогая моя, — улыбнулась Элана.

— Я надеюсь, что вы простите мне мою самонадеянность, — виновато проговорила Алиэн. — Я даже не умею читать, а потому плохо представляю себе, что такое документы и архивы, но, насколько я понимаю, мы делаем вид, что хотим устроить в них перестановку?

— Именно это мы всем и говорим, — подтвердила Миртаи.

— Как я уже говорила, я не умею читать, но я разбираюсь в том, как переставлять заново посуду и тому подобные вещи. Это ведь что-то похожее, правда?

— Более или менее, — согласился Стрейджен.

— Так вот, когда нужно переставить посуду в буфете, начинаешь с того, что вынимаешь все и расставляешь на полу. Потом ставишь посуду так, как тебе нужно — на верхнюю полку, на вторую сверху и так далее. Не могли бы мы проделать то же самое со всеми этими документами?

— Славная идейка, дорогуша, — промурлыкал Кааладор, — только ведь никаких полов не напасешься — разложить все ихние бумаженции.